***
В гостиной горели только два ночника над диваном. Барон думал, что когда-нибудь сверзится с собственной лестницы без перил, поэтому не гасил свет полностью. Сегодня привычка пришлась как нельзя кстати.
Темнота снова пахла кровью и гарью паленой резины. Десять лет прошло, а он до сих пор видел кошмары. Тело, закрытое черным полиэтиленом, и неестественно белую руку. Мешки для мусора. Они накрыли Катерину мешками для мусора, но закопать не успели. Случайный прохожий спугнул. Плевать, что Нелидова рядом не было. Что не своими руками все делал. Приказ отдал. Этого достаточно.
Барон закрывал глаза и слышал женский крик. Он будил его по ночам, выдергивал из дневной дремы от таблеток. Звонкий, пронзительный. Её самый первый испуг, еще не превратившийся в стылый молчаливый ужас. Запись с пленки в приемной Нелидова. И тихое: «Взять её».
Десять лет Барон его слышал. Лелеял, бережно хранил, как самое ценное воспоминание. Золотой ключик к театру за старым холстом, где бывшие кукловоды станут марионетками. Тонкий луч света в тот день, когда Барон получит от них все, что посчитает нужным.
Получил. Всего лишь первый кусок холодного блюда, но он уже встал поперек горла.
Она тоже кричала. Единственная дочь Нелидова. Ребенок, о котором он мечтал столько лет. Таскал жену по всем европейским клиникам, но нерожденные дети умирали эмбрионами. Одно то, что все это время живая дочь жила рядом с ним в нищете и голоде, уже было местью. Можно успокоиться и посмеяться над судьбой, но Барон хотел большего.
Чтобы один женский крик навсегда заглушил другой.
Не получилось.
Они кричали вдвоем. Темнота заполняла маленькую комнату в мансарде и душила запахом гари. Она смотрела на него глазами Нелидова. Огрызалась и посмеивалась. Связанная, раздетая, униженная, она все равно не хотела его бояться.
Он мечтал о мести. Той самой окончательной и достаточной. Был повод. Железобетонный. Она не хотела подчиняться, и дальше он мог только убить её после следующего побега. Нужно было остановить. Обойтись малым. Он думал, станет легче, когда утихнет гул в руках, смолкнет крик за закрытой дверью.
Ошибся.
Руки дрожали до сих пор. Тошнило и мутило хуже, чем с похмелья. Теперь они всегда будут кричать вдвоем. Катерина и дочь Нелидова. Не помогло. Не сработало.
Барон сел на диван и толкнул ногой журнальный столик. Внутри звякнули бутылки. Коньяк, виски, бренди, водка. Мини-бар под стеклянной крышкой. Весь алкоголь был отвратительно теплым, но лед уже растаял, и нагребать второе ведерко из холодильника не было сил.
Он виноват, что дал слабину. Не дождался Гены, сам к пленнице полез. Нельзя было. Что-то она почувствовала и рванула бежать. И потом тоже. Но все, хватит. Больше никаких проколов. Иначе, зачем она здесь? Зачем вообще все затеяно?
«Нужно видеть мост над дорогой», – как любил говорить Нелидов. Всегда нужно смотреть вперед.
Барон открыл стеклянную крышку стола, достал стакан и первую попавшуюся под руку бутылку. На этикетку не посмотрел, а цвет у всего пойла одинаковый. И функция тоже.
Хотел выпить, но чуть не подавился. Из стакана воняло жженой резиной. Алкоголь казался черной жижей и категорически не лез в рот.
– Да твою же мать! – выругался он, швырнул стакан на стол и услышал шаги в прихожей. Гена вернулся.
Зашел в гостиную с тяжелым пакетом и замер, уставившись на бутылку. Молча. Поджав губы. Барон ненавидел его понимающий взгляд. Да-да, пить нельзя, но сегодня, черт его дери, особенный день.
– Что-то сказать мне хочешь? – рявкнул хозяин дома.
– Нет, шеф.
Гена, наконец, поставил пакет в шкаф и пошел к дивану. Оценил уровень выпивки в бутылке, покосился на опрокинутый стакан и снова промолчал. Заботливая мамочка, а не личный охранник. Курица-наседка.
– С Жигулями что?
– Сжег и в озеро столкнул. В пакете все барахло из неё. Сумка нашей пленницы тоже.
– Хорошо. Пусть пока там будет. Симку выбросил?
– Вместе с телефоном. Хвоста за мной не было. Все нормально, шеф.
Ни хрена нормально не было. На другой день готовились, не все детали до конца продумали, концы приходилось в спешке подчищать. Угораздило же девку именно сейчас в столицу рвануть. С матерью она поругалась. Наружка только крякнуть в телефон успела, что объект на вокзал ускакал. Гена все электрички подряд караулил. Боялся, что она пересядет или на другой станции сойдет. Притащили её, связали, а Нелидов из отпуска еще не вернулся.
Несколько дней стремительно превращались в две недели, а то и дольше. Весь лишний персонал распустили, думали, вдвоем справятся. Куда там, строптивая девка попалась. Амазонка деревенская. Ох, не такую Барон ждал пленницу, совсем не такую.
Взгляд её вспомнил перед тем, как за ремень взяться, и снова выпить захотелось. Так, что зубы свело и в животе заурчало. Пить нужно, как в юности, зажмурившись и задержав дыхание. Лишь бы доставить алкоголь в желудок.
Барон поднял стакан, стряхнул из него последние капли и наполнил заново. На недовольное пыхтение Гены даже оборачиваться не захотел. Перебьется охранник. В своем доме он будет решать сколько пить, кого пытать и как наказывать.
Снова женские руки выплыли белым пятном из черноты. Тонкие, связанные, безжизненные. Ремень красные полосы на спине оставлял, а Барону казалось, это он в себе что-то перечеркивал. Выбивал, вытравливал. Она дышит хоть? Перестала плакать?
Лишь бы не кричала больше.
Коньяк горло обжег и потек жидким пламенем в желудок. В голове темноты и мути больше не стало. Той, что было, хватало с избытком. От горечи передергивало. Удары ремня свистели в ушах, и хотелось броситься к ней, чтобы пульс проверить. Услышать, дышит или нет? Замерзнет ведь связанная.
– Гена, нужно платье купить, – нарочито ровным тоном распорядился он, морщась от второго глотка коньяка. – Завтра утром поедешь к открытию магазинов. Поприличнее что-нибудь выбери. Никаких вырезов и мини-юбок. Чтобы здесь под горло и рукава длинные.
Барон показал на себе, размахивая стаканом в воздухе. Одежду уже мысленно представил, но Гене нужно четко задачу поставить, иначе привезет невесть что.
– Размер сорок два, сорок четыре. Рост не знаю. Маленькая она и худая. Белье тоже купи. Какое найдешь, все равно. Что сейчас молодые девушки носят? В бутик зайди, тебе помогут с удовольствием. Второй размер у неё. Может третий. Персик, грейпфрут – сам разберешься. Обувь. Удобную.
– А её одежда куда делась? – тихо и будто бы не в себе спросил охранник. – Испортилась?
Лампочка в светильнике моргнула. Зашипела и погасла окончательно. Посреди гостиной островком в темноте желтело второе бра над диваном. Темнота сгустилась в углах и медленно поползла к ногам Барона.
– Испортилась, – эхом повторил он и приложился к стакану основательно.
