“Главное – не перестарайся, – посоветовала она себе в мыслях. – Сломанные руки – это было бы очень неприятно!”
– Здесь, здесь! – торопливо проговорил парень. – Не делай так больше, пожалуйста! Его камера – в конце коридора. Сидит там, целый-невредимый.
– Хорошо, – кивнула Кайя. – Развяжи меня!
Она протянула руки тюремщику. Тот отпрянул.
– Нет! Нельзя!
– Что нельзя, балда? – рявкнула девушка. – Скажешь, что я сама развязалась! Ну же!
До наступления ночи её никто не тревожил. Рэйред больше не приходила, а тюремщик вовсе боялся показаться лишний раз на глаза: мало ли, что эта девчонка ещё учудит!
Кайя, завернувшись в одеяло, лежала в тишине на лавке и долго размышляла о том, стоит ли завтра вести себя так, как просила (“Требовала! Вынуждала!” – поправлял её внутренний голос) Рэйред. Или, быть может, придумать какой-то другой вариант?
Так ничего и не решив, девушка всё-таки уснула: сказались усталость и переживания за Алдара.
Разбудили Кайю только утром. Сопровождать её явились аж четыре стражника, в доспехах, которые можно было бы назвать парадными, будь на них меньше ржавчины.
– Надо было вдесятером прийти, – неуклюже пошутила девушка. – Четверо-то мне всего на один зуб…
Стражники молча окружили Кайю кольцом. Двое сноровисто одели на неё оковы, на руки и ноги, но проделали это без жестокости, даже аккуратно, бережно.
Судя по всему, приказы Рэйред здесь выполнялись неукоснительно.
Суд располагался совсем неподалёку: на площади перед городской тюрьмой. Процесс обещался быть очень публичным. Десятки, а то и сотни горожан ждали зрелища, кто – на грубо сколоченных лавках, кто – стоя (так лучше видно). По центру площади стояла деревянная трибуна – верно, для судьи, или для того, кто исполнит сегодня эту роль. Здесь же, на площади, располагалась добротно сработанная шибеница, чуть поодаль – выложенный закопчённым камнем большой круг с вкопанным посередине каменным же столбом.
В камень были вбиты покрытые сажей кольца, чтобы приковывать приговорённых.
Наиболее сообразительные зрители, увидев, что вязанок хвороста на площади нет, поняли, что казнить огнём никого сегодня не станут, и слегка расстроились. Простое скучное повешение, понятно, ни шло ни в какое сравнение с во всех смыслах ярким, зрелищным сожжением на костре.
Когда Кайю повели через площадь, народ оживился и загалдел.
– Какая молодая ещё!.. Красивая!
– Красивая, а поди ж ты, Эрмадера нашего зарезала и выпотрошила!
– Да то не она была! С ней настоящий убивец был, то его рук дело.
– А девка тогда с какого боку тут?
– Дык она убивца и наладила на это задание! И проследить решила, всё ли гладко пройдёт.
– Ух, змеюка! Под плети её, пока не признается!
– И верно! Да там и оставить! Пусть засекут!
Девушка, надеявшаяся услышать после “молодой и красивой” что-то наподобие “давайте её отпустим, видно, что не виновата”, расстроилась. На поддержку и сострадание со стороны горожан рассчитывать не приходилось. Но, если всё пойдёт по плану, то никакого дела до сочувствия со стороны жителей Альханы, ей нет. Главное, чтобы всё устроилось, как говорила Рэйред. А если что-то не заладится…
“Интересно, по силам ли мне умертвить целый город, если толпа кинется на меня?” – задумалась Кайя.
Её завели в просторную, футов двадцать в длину, клетку и заперли там. Прутья клетки шли нечасто: при желании можно было просунуть между ними даже голову, не особо ободрав уши. Оттого и камень, пущенный чьей-то меткой рукой из толпы, пролетел без помех и угодил девушке точно в лоб.
Этого в планах капитана стражи наверняка не значилось. Боль была не сильной, но из рассечённой кожи тут же заструилась кровь, заливая глаза и нос. Кайя утёрлась рукавом. Исцеляющее заклинание она не использовала, хотя в первые мгновения очень хотелось. Но нельзя было показать, что у неё есть магический дар. Незачем кому-то об этом знать… пока что.
“И так пройдёт!” – решила она.
Народ зашумел сильнее. Кайя на всякий случай пригнулась, ожидая, что за первым камнем последуют ещё, но причина оказалась в другом. В соседнюю клетку вели Алдара.
Советник был бледен, но, вроде, не избит: Рэйред не солгала. На некогда белой рубахе было достаточно пятен, но ни одного – цвета засохшей крови. Он шёл, высоко подняв голову.
На мгновение Алдар и Кайя встретились глазами. Девушке взгляд советника не понравился: какой-то горящий, лихорадочный и… прощальный? Она подумала, не сотворить ли исцеляющие чары на Алдара, и отказалась от такой идеи, по той же причине. Не хватало ещё, чтобы толпа решила, что он – чародей!
Наконец, на площадь, неспешно шагая, заявилась Рэйред и с ней, окружённый десятком стражников, невысокий полноватый мужчина средних лет, с жидкими рыжими волосами, в алой мантии.
Мужчина направился к трибуне.
“Судья, – поняла Кайя. – А может быть даже бургомистр”.
Тем временем в толпе кто-то засмеялся: мужчина, запутавшись в полах мантии, едва не упал на трибуну, в последний момент удержавшись за руку, протянутую Рэйред. Собравшиеся на площади горожане заволновались: к весельчаку с трёх сторон направились стражники. Кайя не разглядела, успел ли тот убежать, но порадовалась: кем бы мужчина в алом ни был, народ его явно не любит.
– Соронис опять нажрался, даже шатается! – услышала она.
Значит, это – новый бургомистр.
– Тишина! – неожиданно зычным басом проревел Соронис, взобравшись, наконец, на злополучную трибуну. – Тихо, я сказал!
На площади действительно стало тихо, не столько из-за требования бургомистра, сколько из-за стражников, по знаку Рэйред начавших бдительно высматривать наиболее шумливых горожан.
– Сегодня, – возвестил Соронис, – мы собрались здесь решить судьбу двух коварных убийц, лишивших Альхану лучшего за последние сто лет правителя! Взгляните на них! – его рука патетично взметнулась, указывая перстом на клетки. – Они пробрались к нам под видом послов из Гатвина, нашего северного соседа. Но мерзавцы не учли: настоящий посол из Гатвина уже прибыл к нам загодя. Потому-то мы сразу поручили досточтимой Рэйред следить за самозванцами, как только они войдут в ворота Альханы. Господин посол Сетор, прошу засвидетельствовать: мы обращались с пленниками учтиво!
В центр площади шагнул высокий худощавый мужчина, одетый в простой дорожный плащ. На руках его красовались чёрные замшевые перчатки, словно бы судилище происходило не в южном приморском городе, а где-нибудь в трёх-четырёх тысячах лиг севернее.
Если бы у Кайи спросили, как можно охарактеризовать господина Сетора одним словом, она бы, не раздумывая, ответила: “Нос”. Этот орган у Сетора был выдающимся, во всех смыслах этого слова, и привлекал внимание куда больше, чем перчатки. Невероятно длинный, с горбинкой и слегка раздвоенный на конце (напоминание о драке на ножах в юности), отчего посол малость напоминал поросёнка, правда – тощего, недокормленного.
