Когда я читал книги, я мог забыть обо всем вокруг, чувствовал глубокую радость и удовлетворение. А потом я получил поддержку с той стороны, на которую никогда не рассчитывал: от алкоголя. И так началась моя карьера. Моя алкогольная карьера. А ведь когда отец давал мне в детстве попробовать глоток спиртного, оно совсем не нравилось мне на вкус. Когда я после аварии вернулся из больницы, мама каждый день готовила мне напиток из сырого яйца, виноградного сахара и красного вина, чтобы я скорее поправился. Мне очень нравился тот вкус, но я не подозревал, что там содержится алкоголь. На празднике совершеннолетия, где молодежь впервые могла выпить при одобрении взрослых, я выпил три кружки пива. Но я не могу сказать, чтобы мне понравилось или я испытал какое-либо приятное ощущение.
С восьмого класса я играл в церковной блюзовой группе. Но так как у меня не было собственного инструмента, на котором я мог бы репетировать, я сидел в репетиционном зале и просто слушал, чтобы потом дома разучить эти вещи на пианино. Но этот замысел не сработал, потому что, когда я попадал домой, все забывал. Так что на репетициях меня стали отправлять за пивом или сигаретами, пока остальные продолжали играть. Вкус пива начал захватывать меня, и когда вечером я возвращался домой, у меня приятно рябило в глазах и я чувствовал себя легко и радостно. Родители ставили мне кружку с чаем, и я, тихо крадучись, удовлетворенным ложился спать. На следующее утро происходило чудо, и мне совсем не было дурно. Утренняя тошнота оставалась в прошлом. Школа снова доставляла удовольствие. Только важно было выпить достаточное количество алкоголя.
Однажды после репетиции мы с двумя бутылками красного вина сели в парке. Тогда мне, наоборот, стало плохо от алкоголя, голова закружилась, и меня вырвало. Я почувствовал себя по-настоящему взрослым. В то время уже начались вечеринки, на которых я старался пить столько, сколько это было возможно. Тогда в ГДР алкоголь не продавался ночью, поэтому нужно было поторопиться, иначе весь алкоголь закончится и не останется ни капли. Было совершенно не важно, будет ли это пиво, шнапс или вино.
На следующий день я испытывал похмелье, но переживал его как что-то приятное, потому что чувствовал себя так легко, будто парил в воздухе, медленно и спокойно, как дирижабль. Или же я вставал пораньше и радовался тому, как мне становится все лучше и лучше. И мне становилось по-настоящему замечательно, когда после обеда я выпивал свое первое пиво.
Позже, в группе Feeling B, стало еще хуже. Когда я познакомился с вокалистом, тот уже страдал сильной алкогольной зависимостью, но, скорее всего, я не замечал этого, потому что не понимал, что я сам тоже слишком много пью. Уже на первой репетиции, в которой я участвовал, на столе возникла бутылка Timms Saurer. До того времени я не знал, что втроем можно выпить большую бутылку коньяка. Я до сих пор не могу вспомнить, как вернулся домой и что мои родители сказали на это. Должен признаться, что каждая репетиция была примерно такой: мы встречались, напивались, может быть, что-то играли вместе, но я не очень-то уверен в этом.
Наш вокалист нуждался в определенной суточной дозе, и у него были наилучшие отношения с официантами в квартале. Мы могли заходить в трактиры, которые, как правило, были уже заполнены народом или закрыты. После репетиции мы часто посещали гей-паб, потому что его посетители очень по-дружески принимали нас. Некоторые тогдашние посетители этого паба по сей день здороваются со мной, когда мы встречаемся на улице.
Так в течение многих лет мы репетировали и напивались. В результате, когда однажды я попытался вспомнить последний день, когда не употреблял алкоголь, мне это сделать не удалось. Как ни странно, за все это время я ни разу серьезно не болел и не боялся умереть. Я чувствовал себя молодым, сильным и бессмертным. Но потом я заработал инфекционный мононуклеоз, после чего не употреблял алкоголь в течение года, так как моя печень из-за болезни была в жалком состоянии.
Тогда я понял, насколько трудно давать концерт трезвым. Ведь я никогда не стоял на сцене трезвым, поэтому все это долгое время не знал, что следует делать. Каждое движение на сцене давалось мне с трудом, и я должен был буквально заставлять себя создавать впечатление, что я энергичен, полон мощи и бешенства. Но получалось быть только смешным, я будто отсутствовал на своем месте. На трезвый взгляд группа теряла свое обаяние. Ко всему прочему, я почти лишился круга своих знакомств. Всех приятелей я знал только из кабаков или с вечеринок, и теперь, непьющий, я почти не мог с ними общаться. Тогда еще не было безалкогольного пива, было «пиво для автолюбителей» AUBI – отвратительный напиток, который даже отдаленно не напоминал по вкусу пиво, но разливался, к счастью, только на автозаправках. В то время не было даже газировки. Временами появлялась сельтерская. Официанты выставляли на стол сельтерскую с брезгливым выражением лица. Ведь те, кто ее заказывал, в результате без толку занимали драгоценное место в пабе. Кофе в ресторанах не подавали, а совсем ничего не пить, естественно, было нельзя.
Во времена без алкоголя я начинал угасать, и мне было очень тяжело. И к противоположному полу я не мог приблизиться ни на миллиметр. Таким робким типам, как я, алкоголь оказывает большую помощь. Так что тогда я начал курить травку. Один мой друг-музыкант привозил с Запада гашиш, и мы встречались в его квартире, чтобы торжественно покурить наркотик. Это была самая запущенная квартира, какую я только видел на протяжении всей своей жизни. На кухонном полу всегда были развернуты газеты для мусора. Чтобы бросить туда новый мусор, он придавливал старый ногой, в результате чего пол постоянно становился выше. В его туалете жили несколько голубей, и я не решался туда заходить, потому что когда они испуганно хлопали крыльями, то перья и частицы помета разлетались по воздуху. А если вдобавок я был «под травкой», птицы казались мне совершенно чудовищными. Поэтому я справлял нужду на кухне, на грязную посуду, в раковину.
После того как мы что-то курили, мы экспериментировали с чувством обоняния, попеременно нюхая то горчицу, то парфюм. Потом мы пробовали, какой получится вкус, если смешать чай с кофе. Мы назвали это «чофе». А с помощью настольной лампы мы устраивали незамысловатый театр теней. В любом случае, мне все это казалось действительно увлекательным. Диван стоял на пианино, а его ножка висела в воздухе. Сверху был совершенно иной вид на комнату. Совсем как у шкипера на капитанском мостике. Когда мой друг начинал играть на пианино, я погружался в неведомый мне мир звуков. Я наблюдал, как рождается каждая нота, как она некоторое время живет, а потом умирает. Я видел, как удивительным образом звуки переплетаются в изменяющиеся формы и летят через комнату. Мне было очень хорошо и казалось, что это никогда не закончится. Потом мы вместе играли на фортепиано, или я на своем небольшом Casio совмещал это с плеером.
Когда я сейчас слушаю записи, которые там попутно образовывались, меня снова частично охватывает то чувство, которое вызывало употребление травки, хотя я уже много лет ее не курю. Иногда трава была настолько мощной, что я начинал пугаться своих собственных мыслей. Мозговые извилины становились не очень-то послушными, переставали работать и воспроизводить для меня новые образы. Вся вселенная представала передо мной, как слои газетной бумаги, свободно падающие в пустоту. Так, как было со слоями газет в квартире. Но однажды улица, на которой я жил, превратилась в реку в дремучем лесу, а затем появились индейцы в каноэ. На самом деле это был автомобиль. А вечером в своей постели я переживал очень сильные видения, в которых происходили разные хорошие вещи. Каждую ночь мне снилась жизнь без наркотиков. Утром я каждый раз просыпался обессиленным, потому что всю ночь напролет делал неимоверно многое. Во сне я спорил с людьми вокруг и доходил до совершенно отчаянного крика, если меня не понимали. Тогда и во сне, и в реальности я плакал.
