Наутро, когда свет Барьера раскрашивал пенные гребешки непокорных волн, Котена вышла к людям вместе с мужем. Она попросила всех собраться на палубе.
— Познакомьтесь с ним еще раз, — громко провозгласила она. — Это мой муж, Вен Аур.
— Но он был волком, — дивился народ, рассыпавшись по палубе.
По случаю важного события корабль бросил якорь у маленького островка-скалы, поэтому собрались все без исключения.
Котена чувствовала, что обязана рассказать о превращении. Она впервые осознанно погрузилась в мир песен и зова. Вен Аур потерял способность превращаться, соприкоснувшись с самой тишиной, со смертью. Теперь же слух души вернулся к нему. Он предстал перед их новым племенем переселенцев в темно-синем кафтане, посвежевший и прекрасный. Котена тоже надела насыщенно-лазоревый сарафан. Он струился складками по ее телу и все еще скрывал уже немного выдающийся вперед живот. Пожалуй, эта весть подождала бы, не для множества ушей она предназначалась. Зато чудесное возвращение в другой облик после двадцатой весны и ранения оказалось чем-то новым даже для созданий Хаоса. Генерал Моль придирчиво рассматривал Вен Аура, но одобрительно улыбался.
— Жаль, что ты не умеешь воскрешать мертвых, — с тайной скорбью тихо сказал он Котене, когда умолкло первое изумление толпы.
Люди обступили со всех сторон, весла замерли, гребцы встали со скамей, приближаясь к Вен Ауру, дотрагиваясь до него. Они словно боялись, что эта новая форма растворится туманом, оттого очень удивлялись, когда ничего подобного не случалось.
— Научи нас! Научи! — обращались люди к Котене.
Женщины и мужчины благодарно тянули к ней руки, а она не ощущала ни величия, ни страха. Множество искрящихся золотом песен окружали ее. Она внимала им, делилась теплотой. И, кажется, люди вокруг тоже учились слышать и понимать мелодию мира, эти безмолвные слова всеединства.
Море, Хаос и множество далеких и близких миров сделались прозрачными и понятными, поражая своей красотой. Но где-то вдалеке маячила сгустком тьмы зловещая тишина. Котена вслушивалась в нее, находясь одновременно на корабле и в сотне мест. Она больше не боялась Змея, ведь ее окружала целая армия громких прекрасных песен. Вместе они бы победили тишину.
Котена улыбалась им, приникала к груди любимого мужа, спокойная и окрыленная. Казалось, закончились все испытания, схлынули мутной волной, рассеялись предрассветным мороком. Остались лишь песни, колышущиеся, как поля спелой пшеницы. И каждый — колос, хранящий зерно души.
Но в каждом поле попадаются гнилые колосья. Котена считала, что на корабле таких нет до тех пор, пока что-то темное и мерзкое не вклинилось в общий гул. Тут же в сердце взметнулась тревога. Котена сморгнула, выныривая в реальность: перед ней стояло множество людей, они заходились от восторга, они наслаждались празднеством без угощений и пышных речей. Но меж ними стелился змеем в траве неприятный отзвук самой тишины. Котена прижалась к Вен Ауру, пугливо отступая поближе к правилу. Там стояли Генерал Моль и несколько его янычар. Но тишина настигла быстрее.
К горлу со спины придвинулось что-то холодное и острое, царапающее кожу.
— Попалась!
Этот голос, этот проклятый скрипучий голос, ставший еще более охрипшим и злобным… Пусть «Ворон» сгорел в порту, но его капитан оставался на плаву, как всегда, как назло. Котена ахнула и вздрогнула всем телом. И больше всего она испугалась не за себя, а за те две новые песни, которые недавно зародились в ней, маленькие и беззащитные. Ей угрожали ножом, а она инстинктивно заслоняла руками живот, но лезвие впилось в кожу на шее. Сальные лапищи вывернули за спину тонкие запястья заложницы.
— Вхаро! — прорычал Вен Аур, хватаясь за меч.
Муж не расставался с оружием, но оно не спасло в тот миг, когда среди общей песни прокралась тишина смерти. Прокрался он, главарь разбойников, работорговец Вхаро.
— Отпусти ее! — громовым раскатом ухнул Генерал Моль.
— А то что? — рассмеялся прямо над ухом Коти враг.
В лицо ударило его смрадное дыхание, насыщенное запахом тухловатой рыбы и тины. Вероятнее всего, он отсиживался долгое время в трюме, спрятавшись там еще перед отбытием корабля.
Вхаро умел выжидать и высчитал самый подходящий момент для нападения — всеобщее ликование и единство. Корабль на короткое время позабыл о печалях и преследованиях, все слились в общей песне, отвлекся даже непобедимый Генерал Моль. Теперь он застыл в нерешительности. Вместе с Вен Ауром они окружали и оттеснили врага к правому борту, но Вхаро лишь плотнее придвинул нож к горлу Котены.
Она почувствовала, как вдоль жилы до ключиц сочится кровь. И в этот раз у нее не оказалось ни ножа, ни иного острого предмета. Она отпустила сомнения и недоверие к людям, здесь, на корабле по имени «Надежда», где царствовала братская любовь. Но в миг предельного счастья всегда приходит смерть и тишина, и радость оседает пеплом на ресницах. Вхаро словно восстал из темноты морской пучины, чтобы разрушить ее жизнь.
— Котена-Котена, — протянул он издевательски. — Похоже, муженька твоего мне не удалось убить. Может, ты окажешься менее крепкой, чем он? М-м-м? Что скажешь?
— Не тронь ее! — проревел Вен Аур.
— Янычары! Окружайте его! — скомандовал Генерал Моль.
Над Вхаро немедля зависло крылатое воинство. Каждый обнажил саблю, но самым грозным неизменно выглядел Вен Аур.
На корабле воцарилось напряженное молчание. Еще недавно радовавшиеся люди сжимали кулаки, хватались за оружие и шептали молитвы — каждый по мере своих сил. Они все вместе поднялись на битву с лиходеем ради нее, ради Котены. Каждый готовился к стремительному рывку, чтобы спасти ее. Но лиходей в любом случае оказался бы быстрее, поэтому все испуганно застыли в ожидании.
— Ни шагу, Моль, иначе она улыбнется от уха до уха, — прохрипел Вхаро.
Его пальцы, сжимавшие запястье Котены, мелко дрожали то ли от лихорадки, то ли от предвкушения. Пребывание в трюме сделало его похожим на мертвеца. Котена краем глаза замечала, как покрылась землистой бледностью его некогда смуглая кожа, на ней вспухали фурункулы и волдыри.
Очевидно, Вхаро во время неожиданного празднества скрывался под серым плащом, надвигая капюшон на глаза, оставаясь незамеченным среди группы нищих, которых взяли на корабль. Теперь же он понял, что терять ему больше нечего. Впрочем, нет. Он потерял все уже давно. Ныне он просто ждал удобного момента для жестокой мести. И от этого сердце Котены заходилось от страха: «Мои дети, мои малютки, ты не отнимешь их у меня!» Собственная жизнь воспринималась чем-то отдельным, менее значительным, чем две крошечные песни. Хотя не хотелось расставаться и с Вен Ауром, причинять ему боль. Ведь они только недавно вновь обрели друг друга.
— Вен… — выдохнула Котена.
Она холодела, исступленно глядя на мужа.
— Ве-е-ен, — насмешливо передразнил Вхаро, но голос его пронзил сталью: — Ну, что, Вен Аур, перерезать ей глотку? Как думаешь, что мы чувствуем, когда теряем наш «зов» навсегда?
