Договорилась, чтобы Ада не ругала Вадима за сериал, потому что он сценарист на телевидении и хочет отдохнуть у меня на кухне от поклонников первого канала.
– Так он занимает пост? Телемагнит… Нуда… понимаю, – сказала Ада и уважительно добавила: – У него и машина, как у телемагнита, – «цель». Знаешь, сколько стоит?
– Сколько? – вежливо спросила я.
– До х…я и больше.
Я как-то раз переводила статью про дорогие машины, и там был «mercedes CL», но у бедного сценариста детективной линии не может быть «мерседеса», так что Ада, наверное, имела в виду что-то другое, к примеру новую марку «Жигули» – «Жигули-цель».
Хотя Ада немного недовольна, что Вадим не инопланетянин и не бандит, в целом ее реакция положительная – кастрюлька.
В кастрюльке не пельмени и не котлеты, а мясо индейки со свежими абрикосами, чтобы Вадим угощался привычной для телемагнатов пищей. Если он, конечно, зайдет.
Апрель
1 апреля
Мы с Димочкой сидели в кафе «ДэФэ» на Караванной. В «ДэФэ» всегда все уличные столики заняты, но нам повезло.
За соседними столиками сидели неопределенно юные люди – от пятнадцати до тридцати.
Как же расширилась озоновая дыра, если мы, в Питере, в апреле, когда еще положено лежать снегу, пьем кофе на улице! Как будто мы живем в Париже, бродим по улицам, переходя из кафе в кафе… А на самом деле это не Париж, а просто мы с Димочкой пьем кофе за столиком на улице – на улице Караванной.
Димочка сказал, что будет вести переговоры только со мной и только в кафе. Потому что кафе – специально, чтобы люди разговаривали. Потому что в кафе он в любой момент может встать и уйти навсегда.
– Я хочу торт «Графские развалины», – сказал Димочка. – И еще я принял концептуальное решение – ушел из дома.
Торт «Графские развалины» – безе, шоколад, взбитые сливки.
Вчера Татьяна велела Димочке делать уроки и ушла, а через пять минут вернулась – забыла ключи от машины.
Обнаружила Димочку в гостиной: он сидел в ее халате и курил сигару, как старый холостяк. Еще обнаружила девочку, девочка чинно сидела рядом с Димочкой, прижимая к себе сумочку, и в ее одежде был некоторый беспорядок.
– Я… ты… – кричала Татьяна. – Я не разрешаю курить в гостиной! Я не разрешаю сидеть в моей гостиной в моем халате! Я ничего не разрешаю! Вы что, ждали, пока я уйду?!
– Глупейший вопрос, – сказал Димочка. – А чего еще мы могли ждать?
– Ты… я… ты еще маленький! – кричала Татьяна. – Может, ты уже вообще женишься?! А?
– Ну вот еще, – сказал Димочка.
Девочка обиделась и ушла.
– У тебя нет ответственности! – кричала Татьяна. – Что?.. Ах, у меня тоже?! А у кого двойка по алгебре?! Я тебе все, все!.. А ты… променял меня на девчонку! А я твоя родная мать!
У меня же нет детей, поэтому я точно не знаю, что чувствует родная мать, когда это все – халат, сигара, девочка. Я точно не знаю: может быть, когда у тебя сын, немного кажется, что он твой мужчина?
– Мать – страстная женщина, и в отношения со мной она вносит слишком много страсти, – рассуждал Димочка. – А единственное, чего я хочу в этой жизни, – это покоя. Так что я пока поживу у тебя. Некоторое время. Да, учти, в школу я не хожу – у меня куриный грипп.
Димочка важно крутил в пальцах сигарету. Может ли крестная мать запретить своему сыну курить?
Мне жалко Димочку, хоть у него и нет ответственности по алгебре. Димочка поживет у меня. Хорошо. Некоторое время. Хорошо.
Но когда люди собираются жить вместе, нужно честно распределить обязанности. Мы обсудили обязанности, и вот результат.
Мои такие:
• не разговаривать с Димочкой, если он не хочет;
• разговаривать с Димочкой до утра, если он хочет;
• разрешить Димочке курить со мной на кухне, иначе он будет каждую минуту бегать на лестницу и простудится, а у него и так куриный грипп.
Еще я должна уходить из дома, когда к нему придет девочка из класса. Девочка будет приносить Димочке уроки, особенно алгебру.
– А вот это нет, – твердо сказала я, – уж это извините.
Нехорошо, что у меня будет дом Димочкиных свиданий.
Димочка обиженно отвернулся от меня и завыл: «И мы с тобою будем вместе, как Сид и Нэнси… и ни за что не доживем до пенсии…»
– Почему? Почему они не дожили до пенсии? – испугалась я.
– Потому что они два наркомана и он порезал ее ножом.
– Ох, нет…
Я подумала: может быть, наоборот, хорошо, что у меня будет дом Димочкиных свиданий? Главное, чтобы они как Ромео и Джульетта, а не как Сид и Нэнси. Могут быть, в конце концов, у меня дела? Я уйду гулять на улицу по делам, а Димочка и девочка будут, как Ромео и Джульетта, делать уроки, особенно алгебру.
– Маша, у меня тоже будут обязанности. – Димочка задумался. – Но какие? А… а чтобы в ванной не валялись пачки из-под презервативов. Мама говорит, я очень плохой, ужасно испорченный…
– Нет, ты не плохой. Не испорченный. Я сама в этом возрасте… знаешь что? Я вообще в этом возрасте…
– Маш, что ты «вообще»? – насмешливо сказал Димочка. – Вообще на пять минут из школы опоздала?
– Ну да, – виновато созналась я.
И вдруг мы услышали, как официантка говорит кому-то: «Нечего здесь у нас спать. Здесь спать нельзя».
Оглянулись – рядом с соседним столом на поребрике полусидит-полулежит симпатичный такой мальчик. Такая неприятная, унизительная для человека аббревиатура – бомж, но… как-то совершенно очевидно, что у этого мальчика нет постоянного места жительства.
Здесь спать нельзя. Здесь спать нельзя. Не «плеваться нельзя» или «распивать спиртные напитки» – здесь спать нельзя, ох…
– А где же ему спать? – спросил Димочка.
Мы с Димочкой как-то заметались – то ли нам отдать свой торт этому мальчику, то ли заплакать, то ли просто уйти.
– Не можете дать мне немного мелочи? – робко спросил мальчик девушку за соседним столиком. Он стоял совсем близко, и я поняла, что ему стыдно. Стыдно просить.
– Не хочу, – зло ответила девушка и встала, резко отодвинув стул. А ребенок смешался и отступил, и девушка его немного толкнула, несильно.
Девушка ужасно хорошенькая и красиво одетая, с независимым лицом, и как-то понятно, что она не просто девушка, как все, а хозяйка жизни.
Почему она так? Такая злость странно не соответствовала этому ребенку с его робкой манерой. К тому же люди редко так непосредственно выражают свои чувства.
