Но в середине X века интенсивность этих контактов резко падает, и в этом ученые тоже видят проявление агрессивной политики киевских князей. Связи Гнездова с Византией ослабели, зато влияние на него Киева значительно усилилось. И произошло это насильственным путем: в конце 940-х – начале 960-х годов выпадает целая группа кладов. «Вероятно, можно говорить об установлении прямой зависимости Гнездова от центральной киевской власти в середине Х в. После событий 950-х гг. наступает период максимального расцвета Гнездова, обусловленный, вероятно, активным включением в бурный процесс становления древнерусского государства (расширение международной торговли и военной активности)»
[48]. И далее: «Косвенным указанием на непростые обстоятельства является обилие в слое предметов, которые вряд ли могли быть случайно потеряны: крест-реликварий (Мурашева, 2009. С 170), ременной набор (рис. 13), складная бритва (рис. 14), подковообразная фибула»
[49].
Итак, при помощи археологии выявлены важные события, не отмеченные летописью вовсе: война за подчинение Смоленской земли (с тогдашней столицей в Гнездове) Киеву, которая разразилась в середине Х века. Из этого следует, во-первых, что подчинение Смоленска Олегу если и было, то носило непрочный характер, а во-вторых, что настоящее вовлечение Смоленска в киевскую орбиту произошло в период правления либо Ольги, либо еще Игоря. (Святослав, наш признанный великий воин, был еще мал, его военная активность относится не к 950-м годам, а на десятилетие позже.) Летопись никакой войны со Смоленском (или кривичами) не указывает ни для одного из членов правящей семьи, но я склоняюсь к мысли, что это предприятие осуществил еще Игорь, поскольку оно хорошо укладывается в основное русло всей его политики.
Оба эти события – основание Новгорода (с переменой статуса Рюрикова городища) и завоевание Смоленска (Гнездова) – являются частями одного и того же важнейшего исторического процесса. А именно – установления прочного контроля киевских властей над всеми ключевыми точками великого торгового пути «из варяг в греки», что осуществлялось поэтапно:
1. Обеспечение контроля над южной частью пути, в низовьях Днепра (угличи, печенеги).
2. Установление новой системы власти над северной частью (основание Новгорода).
3. Захват срединной части (волоки близ Смоленска).
(Почему именно в таком порядке – видимо, на севере, откуда сам был родом, Игорь изначально был сильнее.)
До Игоря там везде были свои князья: в Рюриковом городище и в Смоленске сидела своя русь скандинавского происхождения и высокого статуса, что четко доказывается ее погребениями. После Игоря эти точки оказались подчинены Киеву. Таким образом вся его военно-дипломатическая деятельность обеспечила работу гигантской транспортной артерии из Балтийского моря до самого Константинополя, укрепив тем самым и Русскую державу, основным стержнем которой в то время этот путь являлся. Это предприятие, конечно, заняло не один год и наверняка было тесно связано с внешними военными кампаниями. Оно обнаруживает в Игоре, при котором осуществилось, незаурядного государственного деятеля, с широким кругозором, как географическим, так и политическим, и сильную руку.
* * *
Подведем итоги. На период правления Игоря, по совокупности данных письменных и археологических источников, приходятся следующие военно-политические кампании:
1. Установление союзных отношений с Псковом (женитьба на Ольге).
2. Повторное покорение древлян.
3. Поход на уличей и обложение их данью.
4. Заключение союза с печенегами; военные действия против них же.
5. Поход на Тамань (хоть Игорь и не участвовал в авантюре Хельги Черноморского, эта авантюра хорошо укладывается в русло общей его политики).
6. Война с Византией 941–943 гг, установление дипломатических и торговых отношений.
7. Основание Новгорода.
8. Завоевание Смоленской земли.
9. Укрепление власти киевского князя над «членами федерации» и подданными вообще.
10. Первым из всех русских князей Игорь начал (возможно) чеканить свою монету («крестовые монеты») для оплаты наемных войск.
И мы еще не считаем собственно занятие Игорем киевского стола и поход Хельги на Каспий; второе, видимо, уже выпало из Игоревой политики именно вследствие ее успешности. Едва хватает пальцев на руках, чтобы подсчитать масштабные предприятия Игоря в сфере внешней и внутренней политики, имевшие большое влияние на исторический процесс. Причем все это, скорее всего, было осуществлено в не слишком большой срок: максимум лет за пятнадцать, а то и за десять. А каким изобразили этого человека писатели, начиная от первых летописцев и заканчивая современными романистами? Седовласым робким недорослем, который с единственной войны вернулся битым, погиб позорной смертью из-за своей жадности, а в промежутках только и знал, что ругаться с женой! Да и отцом его наследника был кто-то другой… «Древнерусский миф» поистине нашел в Игоре Старом мальчика для битья. Поэтому писатели как будто стыдливо отворачиваются от Игоря и спешат перейти к эпохе Святослава, чья репутация куда лучше отцовской. Хотя лучше ли итоги его деятельности, если их подытожить?
А ведь изначально авторская литература пыталась заложить более благосклонную к Игорю традицию. Дмитрий Ростовский в Житии Ольги так писал о муже героини:
«В начале своего самостоятельного княжения Игорь вел упорные войны с окрестными народами. Он ходил даже на Царьград: захватив многие страны греческой земли, он возвратился из этого похода с добычею и славою. Остальные годы своей жизни он проводил в тишине, имея мир с пограничными землями…И правил Игорь на престоле великого княжения в Киеве с благополучием: богатство стекалось к нему в изобилии из многих мест, ибо и дальние страны присылали ему многие дары и дани».
Историю смерти Игоря Дмитрий Ростовский пересказывает тоже в доброжелательном ключе, не виня его ни в жадности, ни в неразумии, представляя дело так, будто повышенную дань он наложил на древлян в наказание за измену, а с малым числом дружины остался по случайности. И прощается с ним как с «добрым властителем областей земли русской, внушавшим страх окрестным народам».
В целом эта характеристика основана на тех же сведениях летописи, но Дмитрий Ростовский не ставил себе целью унизить мужа будущей святой, как будто достойным человеком в этой паре может быть только кто-то один.
Одним из тех, кто пытался Игорю воздать должное, был Николай Михайлович Карамзин, но нашел мало оснований для похвалы.
«Игорь… сохранил целость Российской Державы, устроенной Олегом; сохранил честь и выгоды ее в договорах с Империею; был язычником, но позволял новообращенным Россиянам славить торжественно Бога Христианского и вместе с Олегом оставил наследникам своим пример благоразумной терпимости, достойной самых просвещенных времен. Два случая остались укоризною для его памяти: он дал опасным Печенегам утвердиться в соседстве с Россиею и, не довольствуясь справедливой, то есть умеренною данию народа, ему подвластного, обирал его, как хищный завоеватель… Историк, за недостатком преданий, не может сказать ничего более в похвалу или в обвинение Игоря»…
