На сборе труппы в начале сезона 2018/2019 стало известно, что в ближайших планах значится премьера пьесы Ивана Вырыпаева «Волнение» с Алисой Фрейндлих в центральной роли. Ставить будет сам автор. Спектакль состоится при участии внука актриса продюсера Никиты Владимирова. Это не первый его продюсерский опыт. До этого был фильм «Карп отмороженный», где ему удалось свести сразу двух выдающихся актрис — Марину Неелову и собственную бабушку Алису Фрейндлих. Получился впечатляющий актерский дуэт. И вот теперь «Волнение» — история знаменитой писательницы, для которой литературный вымысел и правда жизни сосуществуют неразрывно, где одно нельзя отделить от другого. И каждый, кто вступает с ней в диалог, рискует оказаться в бесконечном лабиринте, из которого нет выхода и который выбрал ее молодой любовник — открытое окно и прыжок в бездну с двадцатого этажа… Пьеса очень западная. По жанру, стилистике и трагической напряженности она заставляет вспомнить «Затворников из Альтоны» Сартра или «Туманные звезды Медведицы» Висконти. Не удивлюсь, если у «Волнения» будет успешная театральная судьба в Европе или Америке. Но право первой постановки — у БДТ.
…Алиса Бруновна по-прежнему много курит. И, похоже, даже не думает бросать. В ее возрасте это может быть даже опасно. Раньше любила гулять одна по городу. Теперь это стало невозможно. Почему?
— Наверное, я слишком зажилась на этом свете. Всю дорогу, пока иду, ловлю себя на том, что с кем-то здороваюсь. С кем — не знаю. Но со мной здороваются, и я тоже киваю. И потом эти бесконечные селфи. Как же меня ими замучили! Буквально на каждом шагу. Во мне такой протест против этих новых технологий, вы представить себе не можете. И не потому, что я такая тупая и не могу их освоить. А вот просто не хочу. Из одного только чувства протеста. Все бросают курить, а я курю. Все читают электронные ридеры, а я люблю книги настоящие, которые пахнут, которые можно перелистывать.
— А что вы делаете перед выходом на сцену?
— Молюсь. Прошу прощения у моих родных, у дорогих мне людей: папы, мамы, Игоря Петровича, если я что-то делаю не так. Потому что у меня совсем мало горючего остается. Где-то на самом донышке. И я прошу их мне помочь. Ну хотя бы немножко, чуть-чуть. Об этом, наверное, вообще не следует говорить. Это все-таки очень личное.
Слово — душа театра
Валерий Ивченко
Впервые я услышал его имя в редакции журнала «Театр» от Вадима Моисеевича Гаевского, одного из лучших наших театральных писателей. Он только приехал после премьеры «Смерти Тарелкина» в БДТ и настоятельно рекомендовал мне бросить все дела и срочно мчаться в Ленинград.
«Там такой актер! Такой актер!» — восклицал Гаевский, зачарованно раскачиваясь из стороны в сторону, будто цадик на молитве.
— Да кто же это? Кто? — заволновался я, мысленно представляя колоду главных товстоноговских тузов.
И вот тогда прозвучала абсолютно незнакомая мне фамилия — Ивченко. Оказалось, что совсем не дебютант. За плечами большая карьера: вначале в Харькове, в Театре им. Шевченко, потом несколько успешных сезонов в Театре им. Франко, где он был ведущим артистом. Играл Астрова в «Дяде Ване» (Гаевский тоже хвалил) и Синьора Папагатто в спектакле «Моя профессия — синьор из общества».
Потом я увидел его в «Смерти Тарелкина». Ну, конечно, Синьор! Чем-то даже похож на Ива Монтана. Те же пластичность, музыкальность, породистый профиль. За версту видно, что большой артист на любые главные роли. Г. А. Товстоногов в нем это свойство сразу интуитивно распознал. К тому же в тот момент из театра уходил Олег Борисов, и срочно требовалась замена.
Георгий Александрович так и сказал, буравя его проницательным взглядом сквозь дымчатые стекла очков: «Вы приходите не на место, а на положение Борисова». И тут же со значением добавил: «Положение надо завоевывать». Как будто предвидел, что Ивченко не из тех, кто будет толкаться локтями, выторговывать себе роли и звания, биться за призовые места на театральных скачках. И не то чтобы он лишен честолюбия. Вовсе нет! Решился же он на трудный и рискованный переезд из теплого Киева, где его все обожали, в холодный Ленинград, который поначалу показался таким чужим, мрачным и неуютным. Ивченко просто совсем другой актерской породы, с которой сам Товстоногов почти никогда не имел дело, предпочитая более близкие себе типажи. Герои БДТ — это или советские интеллигенты, или морские офицеры в белых кашне («Океан»), или партийные боссы с «человеческим лицом» («Перечитывая заново» и «Три мешка сорной пшеницы»), или нервные и обидчивые интеллектуалы («Горе от ума» и «Фантазии Фарятьева»). Но королей среди них не наблюдалось. И даже Людовик XIV, которого блестяще сыграл Олег Басилашвили в «Мольере», больше походил на надменного обкомовского сановника, поднаторевшего в изобретении всё новых истязаний для бедных придворных артистов.
Конечно, случались и в БДТ исключения, как, например, Евгений Лебедев. Но он был скорее артистом из разряда явлений природы, как Ниагарский водопад или вершины Джомолунгмы, необъяснимых и не подвластных никаким законам. По странному совпадению, именно Валерию Ивченко суждено будет донашивать башмаки и халат Евгения Лебедева в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты», репетировать роль Тарелкина в сюртуке Олега Борисова и все эти годы занимать гримерную Смоктуновского.
В 1990-е именно он был выбран главным протагонистом БДТ даже не столько по воле или распоряжению благоволившего к нему Товстоногова, сколько по какой-то странной, мистической логике, диктовавшей театру возвращение к собственным истокам и традициям. Отсюда и знаковый в истории БДТ «Дон Карлос», и «Борис Годунов», и «Коварство и любовь»… Титульные названия для любого театра, претендующего на то, чтобы называться Большим.
Вряд ли эти спектакли стали возможны, если бы в труппе не было Валерия Ивченко. А каким у него получился Аким во «Власти тьмы»! Театральная традиция диктовала играть толстовского героя косноязычным дедушкой в рваном зипуне и валенках, а в исполнении Ивченко это был таинственный старец Федор Кузьмич, явно благородного, а, может даже, согласно легенде, царского происхождения. Во всяком случае, этому никто бы не удивился, глядя на подтянутого благообразного красавца с седым офицерским ежиком и благородной щетиной на породистых впалых скулах.
Немногословный, очень замкнутый, неистово относящийся к профессии как к служению, очень религиозный, испрашивающий каждый раз благословение духовника на новую роль, Ивченко с этим ощущением выходит на сцену. Для Ивченко это никакое не лицедейство, не актерство, не игра масками, но исповедь, акт покаяния и одновременно очень интимный процесс познания самого себя. Неслучайно о его Тарелкине все тот же Вадим Гаевский пророчески напишет, что это Фауст наоборот. «Молодой человек, захотевший стать стариком, чтобы освободить себя от непосильных жизненных обязательств».
Увы, освободиться актеру не удалось. Напротив, обязательства, которые он на себя взвалил, как и роли, за которые брался, окажутся действительно неподъемными, способными надорвать куда, может быть, и более стойкие и выносливые натуры. Валерий Михайлович сам мне рассказывал, как оказался на грани нервного срыва после того, как записывал несколько часов подряд на телекамеру монолог «Великого инквизитора», сидя один в пустом музее-квартире Достоевского на Сенной. Или как умолял Тимура Чхеидзе, тогдашнего главного режиссера БДТ, не назначать его на роль Макбета. И даже в том, что в названии его самого первого спектакля в БДТ присутствовало слово «смерть», тоже был тайный знак, который он расшифрует для себя много позднее, когда потеряет своего единственного сына.
