Положение в начале октября 1956 г. явило миру редкий случай, когда интерес двух сверхдержав быстро нейтрализовать конфликт фактически совпадал. Скорее, это была оборотная сторона «биполярной логики».
Тональность официальной ноты, направленной в Вашингтон, разнилась с текстами, направленными в столицы стран-агрессоров. В обращении к президенту США Эйзенхауэру отмечалось, что развязывание войны против Египта является «разбойничьей войной». Чтобы предотвратить происходящее, Советское правительство предложило США объединить усилия для принятия мер по пресечению агрессии, вплоть до совместного применения своих вооруженных сил по решению ООН
[216].
Советская сторона ограничилась лишь предупреждениями, не прибегнув к широкомасштабной помощи Насеру
[217]. Определенную роль в этом сыграло и то, что синхронно с Суэцким кризисом в Венгрии, стране соцлагеря, началось восстание (октябрь – ноябрь 1956 г.), усмиренное при помощи силы. Но в конкретном историческом моменте совпадение по времени двух кризисов фактически ограничило поле действия для СССР. Трудно утверждать наверняка, но динамика кризиса и линия поведения Вашингтона показали, что американская сторона старалась сознательно избежать лобового удара с советскими «специалистами» или с более серьезной советской поддержкой. Такие позиции сверхдержав привели к быстрой локализации кризиса и его скорому разрешению.
Принципиальным моментом в анализе англо-американских отношений является то, что против агрессии в Египте выступил и президент США Д. Эйзенхауэр, заявивший, что «… эти действия стали результатом ошибки … и они вряд ли совместимы с принципами и целями ООН, к которой мы все принадлежим»
[218]. В принципе такую реакцию США могли ожидать и в Лондоне, и в Париже. На консультативных встречах США, Англии и Франции Джон Фостер Даллес постоянно подчеркивал, что «не рассматривает военную акцию как возможную меру»
[219], но США тем не менее будут всячески содействовать Великобритании и Франции.
Поведение госсекретаря США в ходе Суэцкого кризиса вновь подтвердило правильность вывода о Даллесе, как о «государственном секретаре периода ранней “холодной войны”, не считавшего, в отличие от Дина Ачесона, необходимым консультироваться по важным вопросам с союзниками США и в первую очередь с Великобританией»
[220].
Обтекаемость формулировок Вашингтона оставляла массу вопросов. Англия и Франция были убеждены, что, будучи союзниками по НАТО, США автоматически поддержат военную акцию. Однако в данном случае речь шла о более тонкой игре США. Вашингтон рассматривал НАТО как сугубо европейский военно-политический блок по сдерживанию СССР
[221]. На территории Ближнего Востока США руководствовались иной логикой и не собирались рисковать собственными государственными интересами во имя Англии и Франции. Более того, еще в первый день Суэцкого кризиса 27 июля 1956 г. заместитель госсекретаря США Герберт Гувер мл. заявил на официальном заседании в Белом доме, что США не рассматривают механизм НАТО как недопустимый к использованию, ибо в вопросе имеют интерес несколько европейских держав
[222].
Столкнувшись с серьезными трудностями, Великобритания и Франция были вынуждены формально подчиниться резолюции ООН от 2 ноября. Решение о прекращении огня принято Великобританией 6 ноября, а Францией и Израилем 7 и 8 ноября соответственно. Согласно выработанному механизму войска Англии и Франции покинули Египет в декабре 1956 г., а войска Израиля – в марте 1957 г. Вдоль согласованной линии перемирия были размещены миротворческие силы ООН
[223].
Каковы же итоги Суэцкого кризиса для западных держав?
В итоге англо-франко-израильская агрессия не принесла ощутимых результатов ни одной из сторон, которые были вынуждены повиноваться резолюциям ООН и за которыми явственно стояли действия США и СССР.
Вопреки всему, неожиданно для Англии и Франции, США отошли от политики нейтралитета в ходе кризиса и приложили ряд усилий по противодействию Англии и Франции. Это не вписывалось в представления элит западноевропейских стран о «союзничестве по НАТО»
[224]. Результатом стал кризис доверия в НАТО, который на недолгий период охладил англо-американское сотрудничество, в том числе и на территории Ближнего Востока, где стороны стали проводить более независимую внешнеполитическую линию.
Суэцкий кризис 1956 г. оказал значительное влияние на настроения внутри французского кабинета. Не удалась попытка трехсторонней интервенции сил Великобритании, Франции и Израиля, на которую во французских властных кругах возлагали надежду на восстановление «диктата трех» в рамках НАТО. Но именно давление Вашингтона, начавшееся в конце октября 1956 г. на Кэ д’Орсэ, заставило стороны объявить о прекращении огня, а впоследствии пойти на полный вывод войск из зоны конфликта.
События в зоне Суэцкого канала спровоцировали внутриполитический кризис IV Республики. Для французской элиты провал, к которому привел суэцкий конфликт, означал не только неудачную попытку по «усмирению Насера», но и неудачу в деле решения «алжирской проблемы», ставшей к 1956 г. для официального Парижа настоящей головной болью. «Неудача в осуществлении военного усмирения насеровского Египта стала для Республики символом ее бессилия в бывшем колониальном мире. Это было настоящей трагедией», – сказал философ и один из самых видных французских международников Раймон Арон
[225].
Коалиционное правительство расползалось, а на сцену вышли унилатералистские и антиамерикански настроенные силы. Но главное, довлеющей тенденцией на политическом поле Франции стал умеренный антиамериканизм, который поддерживался как правыми, так и левыми. Представители политического спектра Франции начали понимать, что Суэцкий кризис подвел черту не только под английской моделью взаимоотношений с Ближним Востоком и Северной Африкой, но и над французской схемой культурно-политической унификации, ставшей неприемлемой для региона в реалиях 1950-х гг.
[226]
