Новый всплеск преобразований в области военного управления связан с именем весьма колоритной фигуры в британском военно-политическом истеблишменте – лордом Л. Маунтбеттеном
[695], который в конце 1950-х – начале 1960-х гг. аргументированно доказывал ненужность и избыточность для правительства должностей министров – так называемых видовиков – и сосредоточение их полномочий в руках одного главы военного ведомства – министра обороны. В результате такое единое министерство и было создано, а посты министров-видовиков упразднили.
В январе 1959 г. под руководством министра колоний Леннокса-Бойда в шотландской резиденции премьер-министра в Чекерсе прошла конференция британских губернаторов Восточной Африки, целью которой было адаптировать имперскую систему управления к новым условиям. На конференции принято решение об ускоренном курсе на дарование независимости восточно-африканским территориям. Выступая в апреле того же года в Парламенте, Леннокс-Бойд сказал: «Я не могу дать точного расписания, по которому Кения получит независимость от британского управления»
[696]. Это заявление свидетельствовало, что договоренности, достигнутые в Чекерсе, не должны стать достоянием общественности. Залечивая «раны Суэца», консерваторы во главе с Макмилланом не могли делать ничего другого, как принять вид жестких сторонников сохранения империи.
В октябре 1959 г. ситуация изменилась. Макмиллан побеждает на выборах и, таким образом, укрепляет значительно пошатнувшийся авторитет консервативной партии. Консерваторы получают 49,4 % голосов избирателей и 365 мест в Парламенте. Их главные оппоненты – лейбористы – 43,8 и 258 мест соответственно
[697].
Вскоре после победы Макмиллан назначает одного из видных консерваторов, центриста Яна Маклеода министром по делам колоний. Последний становится одним из главных двигателей реализации программы ухода «к востоку от Суэца». Именно при нем независимость получили Нигерия, Британский Сомалиленд, Танзания, Сьерра-Леоне, Кувейт и Британский Камерун. И именно этот политик осуществил ряд важных преобразований в системе британского присутствия на территории Персидского залива
[698].
В отличие от динамично развивавшейся зоны собственно Ближнего Востока, ко второй половине 1950-х гг. страны зоны Персидского залива – княжества Договорного Омана (будущие ОАЭ), Бахрейн и Катар, входившие в Большой Ближний Восток, – представляли собой еще в значительной степени архаичную зону периферии биполярной системы, где к концу 1950-х гг. новые региональные политические тенденции лишь только начали приходить на смену классическому британскому протекторатному доминированию, как в политической, так и в экономической, прежде всего в нефтяной отрасли, сфере, где до конца 1950-х гг. именно английский капитал играл ключевую роль.
Еще в 1953 г. в недрах Форин-офиса обсуждался проект создания федерации в составе Кувейта, Бахрейна, Катара, Омана и Хадрамаута. Впрочем, учитывая властные амбиции местных лидеров, этому плану не было суждено сбыться. Еще одним препятствием на пути осуществления планомерной английской политики становятся территориальные претензии, которые к Лондону имели главные игроки в зоне Персидского залива, а именно: Саудовская Аравия – на оазис Бурайми, Иран – к Бахрейну на небольшие острова Тумб и Абу-Уса, а также Ирак – к Кувейту. Эти государства не переходили в значительный конфликт друг с другом, ни одно из них не желало отождествлять себя с имперскими правителями, и у каждого были основания полагать, что эвакуация английских вооруженных сил из этого района может принести им те или иные преимущества
[699].
Спор из-за оазиса Эль-Бурайми (расположен у основания полуострова Руус эль-Джибаль) был одной из важнейших проблем всей аравийской политики Великобритании в конце 1950-х гг. Из-за отсутствия точных границ в этой части Аравии территориальная принадлежность оазиса была частью англо-саудовских споров. В 1955 г. в результате военной операции вооруженные силы саудовцев, занявших территорию оазиса, были вытеснены коллективными силами султана Маската, правителя Абу-Даби и ВС Великобритании.
Каковы же были интересы сторон в этом конфликте? Как писал влиятельный журнал The Economist, «тот, кто владеет Бурайми, контролирует все пути, проходящие через эту часть Аравии. Оазис Бурайми важен по двум причинам. Во-первых, он граничит с английскими протекторатами в Договорном Омане и Маскате; во‑вторых, оазис входит в концессию Petroleum Development»
[700]. Но на этом проблемы у Лондона не заканчивались.
Видный британский исследователь Филби резюмировал: «Спор о Бурайми возродил во многих местах кампанию ненависти против Англии. Это отрицательно повлияло на торговые отношения Англии с Саудовской Аравией, на позиции английских фирм, которые и без того действовали в нелегкой обстановке ввиду засилья американского капитала»
[701].
Действительно, к концу 1950-х гг. внутриполитическая обстановка в самих княжествах Договорного Омана осложнялась из-за соперничества английских и американских нефтяных компаний. АРАМКО, упрочившая к этому времени свои позиции в Саудовской Аравии, стремилась получить новые концессии в британских протекторатах, включая и Договорный Оман. Вплоть до середины 1950-х гг. наиболее острым предметом спора между АРАМКО, «Ирак Петролеум Компани» и «Ройял Датч-Шелл» были как раз нефтеносные земли оазиса Эль-Бурайми.
В целях стабилизации обстановки и обеспечения своих экономических и военно-политических позиций Лондон выдвинул идею создания федерации южноаравийских княжеств с последующим присоединением к ней Договорного Омана. Однако претворить эти планы в жизнь не удалось из-за их негативной оценки со стороны Саудовской Аравии и США, а также острых противоречий между самими шейхствами.
Претензии крупных «внешних» игроков дополнялись чередой конфликтов с малыми княжествами Персидского залива. После Второй мировой войны на территории современного Омана продолжали существовать два государства – имамат Оман и подвластный Великобритании султанат Маскат. Между этими государственными образованиями не затихали конфликты, лишь на время прерванные Второй мировой войной.
