Данга похлопал его по плечу.
— Водички попей, сосиской закуси… хищник. Знаешь, что клево? Вот меня так же избегали, когда я разок на сходку главарей приперся. Дурак был. Почувствуй себя в бородавчатой шкуре на чужой вечеринке, что ли.
И ушел. И Бинку забрал.
Ну, совсем ушел.
И что-то Умарсу подсказывало, что Данга не будет устраивать сцен или тотального бойкота; вряд ли кто-нибудь из взрослых заметит, что что-то не так. От удара даже синяка не останется, не так уж и сильно он ударил, скорее неожиданно и обидно… Данга чуть подостынет, подойдет, извинится за свое поведение и снова будет весел и дружелюбен…
Но что-то сломалось.
Умарс что-то сломал.
Проснувшийся хищник наворотил дел. Или никто в Умарсе не просыпался: просто раньше трусость не позволяла наглеть, а теперь он перегнул палку и закономерно огреб.
Но списать все на инициацию было так соблазнительно… Это не он. Это хищник. Это все хищник.
Это все хищник!
К Окосу его!
Если уж влезать в жабью шкуру, так полностью.
Ким не понимал.
Он так отчаянно старался понять, но будто бился в стеклянную стену. Люди говорили с ним, и он их слышал, но у него в ушах будто стоял какой-то фильтр, который не пропускал те смыслы, которые другие вкладывали в слова.
То, что ему казалось дурной шуткой, бредом сумасшедшего, другие почему-то воспринимали всерьез. Особенно хороша в этом была Яйла. Ким не мог найти с ней общего языка, и она вовсе не собиралась облегчать ему задачу; когда-то юная мачеха старалась подружиться с маленьким Кимом, а Ким ее ненавидел. Зря. Яйла всегда возвращала должок.
Вот почему Ким так вцепился в Герку: тогда на его глазах два брата разыграли какую-то сложную схему и, похоже, даже вышли из нее победителями, но Ким так и не понял, в чем именно его победили. Мрыкла дулась, Умарс пришел с синяком, и Ким вдруг ясно осознал, что это все из-за того, чего он не может понять.
А вот Герка понимает.
Он понял, что у Кима договорное свидание до того, как Ким сам смог это осознать. То есть… Лиль, конечно, красивая, этого у него не отнять, но она же школьница. Она красивая девочка, а не девушка. До того, как ей показали его фотографию, они даже не были знакомы; когда Киму показали фотографию Лиль, он не сразу разобрался, зачем Мрыкле спрашивать у него, красивая ли у нее школьная подружка.
А когда Мрыкла попыталась ему объяснить, так и не смог до конца в это объяснение поверить.
И вот, теперь они знакомы, и Ким принял решение: они возвращаются с попрыгушек и он прекращает этот фарс, даже если после этого ему придется уехать из города и лишиться рода.
Когда-то давным-давно мама учила его складывать кота из бумаги. У Кима никак не получалось, и тогда он смял заготовку, разодрал в клочья, разревелся… мама вздохнула и сунула ему в руки яркий пластилин. Ким был совсем маленький, он моментально отвлекся на новую игрушку… с пластилином у него дело пошло куда лучше, но все равно выходило криво. Его пластилиновый кот больше походил на человечка с большими ушами… Он прилепил ему еще и хвост, но это не сильно помогло. Хотя мама все равно сказала, что получилось красиво.
Мамы всегда льстят.
Иногда Ким чувствовал себя тем, самым первым неудачным бумажным котом, которого скомкали и выбросили с глаз подальше, точно так же, как убрали на чердак мамины фотографии после ее смерти. А Умарсу повезло стать пластилиновым человечком, только вот его мама никогда ему не льстила.
Яйла не скрывала своего унизительного беспокойства за слабого сына. Не за его боль, а за его слабость.
Только вот Яйла ошиблась.
Ким знал, что так выйдет. Где-то в глубине души он знал. Он понял еще когда Умарс только отпрашивался поехать с Дангой. Впервые он что-то понял — и ужаснулся.
Не стоило сюда ехать, здесь он лишний, но иллюзорная возможность хоть где-то оказаться вовремя и кого-то защитить не позволяла отказаться от этой затеи.
А еще он знал, что не поймет, что именно Умарс сделал неправильно, потому что окажись он на его месте, возможно, и сам решился бы прыгать.
И его собственное желание вытащить Герку казалось ему совершенно естественным… Лиль его остановила.
Лиль, как и Герка, понимала в здешней жизни куда больше него. Она была так запугана этим местом, что Ким все время боялся, что какое-то его лишнее слово или лишний жест сломает ее. И он прятался за телефоном и сигаретами; пожалуй, он и сам ее боялся — или боялся того клейма, которое выжег на ней Тьмаверст.
Но когда Герка ушел под воду, в ней внезапно появилась уверенность, которой раньше Ким не замечал. Ей наконец-то стало плевать на Тьмаверст, и она выплюнула свой страх вместе с истошным криком: «я проиграла ему в литивоме!»
Когда она шла к реке, она выглядела куда взрослее, чем на той фотографии, которую когда-то протянула Киму Мрыкла. Когда она побежала по воде, балансируя, как цирковая гимнастка, бредущая над пропастью по тонкому канату, она была очень красива.
Влюбленные девушки всегда красивые.
Она легла на злополучное бревно, с которого соскользнул Герка, и опустила руку в воду.
И Герка схватился за эту руку.
Ким наконец-то зажег изжеванную сигарету и заметил кровь на когтях. Заметил когти.
Чтобы спрятать их, пришлось приложить немалое усилие.
Он склонился перед Эдде, извиняясь за вспышку гнева. Паренек чуть кивнул в знак того, что извинения приняты.
Ким умел заминать дела. За его недолгую практику он научился чуять особенно сложные. Для этого ему не нужна была подсказка Герки, это ведь была его профессия.
Да и не смог бы Герка сейчас ничего подсказать: сначала ему надо было бы хорошенько откашляться.
— Эдде, — сказал Ким: себе подобных он тоже умел чуять, Эдде все эти два дня вертелся вокруг Герки и вечно оказывался в каждом месте, где конфликт должен был бы разгореться, но так и не произошел, — мы должны это замять.
И говорил он не о царапинах. Эдде сразу понял — умный мальчик.
— Песчанки болтать с чужими не будут, Жаб никто не послушает. Но слух все равно просочится, — покачал головой Эдде, — я могу только оттянуть момент, — он понизил голос и сказал почти шепотом, — Жаба у Кота невесту увела. Не каждый день бывает. Ваша мачеха будет в ярости.
— Надеюсь, она будет злиться на меня. И да, пришли мне больничные чеки.
— Не оскорбляйте меня, Ким. Я сам виноват, и это царапины.
Эдде протянул руку.
И, хоть и сложно было прочесть выражение его лица из-за огромных солнцезащитных очков, Ким решил ему довериться.
Он пожал протянутую руку, надеясь, что сделка все-таки выгорит.
