Но это не помогло.
Он не перестал быть чужим.
А еще он закурил, и теперь Тьен прочно ассоциировался у Мрыклы с дешевыми сигаретами. А раньше она слышала в его имени перестук каблучков по подиуму и восторженный рев толпы…
Вышла подышать, как же! Ветер залепил ей порядочную порцию дыма прямо в лицо, и Мрыкла закашлялась.
— Извини, — сказал… да, брат. Когда-нибудь она привыкнет его так называть.
— Я почти привыкла, — вежливо соврала Мрыкла, — но тебе лучше отойти от входа. Тетушки загрызут.
Ким безразлично пожал плечами, и Мрыкла добавила раздраженно:
— Меня.
— Тебя-то почему?
— Потому что ты…— она замешкалась, выбирая синоним помягче — мужчина, старший сын?.. Вот! — Наследник, — но все равно получилось слишком резко, и Мрыкла торопливо добавила, — я в парк. Хочу свежего воздуха. Только не говори никому. Скажи, что я в подвал за вином спустилась или типа того…
— Не поздновато ли?
— Еще солнце не село! — отрезала Мрыкла припустила со всех ног.
И все равно его «хотя бы возьми куртку!» врезалось ей в спину. Хотя она и не подала виду, что услышала.
Да долгий бег ее не хватило. Надо было платформы надевать, а не каблуки, наверное. Она не подумала…
На полпути была детская площадка. Пустая, конечно: никому не хотелось гулять в такие промозглые осенние сумерки, да облака многозначительно клубились над головой, намекая, что вот-вот они устроят как минимум наводнение, а если поднапрягутся — так и второй великий потоп.
Мрыкла села на качели и вытянула гудящие ноги.
По привычке скосила глаза: нет, на соседних качелях Лиль не было.
Подруга стала куда реже ходить в гости. Ей теперь здесь было настолько неловко, что она даже не могла этого толком скрыть — а ведь она всегда была отличной актрисой.
Мрыкла всегда хотела себе сестру.
Возможно, это она заронила в мамину голову эту идею? Слишком часто приглашала, или сморозила что-то не то… Она всегда немного завидовала свободе Лиль, а теперь вроде как нечему завидовать, и вообще жена брата — это же почти сестра… Кошки всегда добиваются того, чего хотят…
Но на душе было тяжело.
Она хотела породниться, а вместо этого сделала двоих человек совсем-совсем чужими. Наверняка они винят и ее тоже. Есть за что.
Все говорят, что она очень похожа на маму.
Семейное сходство.
Мрыкла всегда подчеркивала это сходство. Копировала походку и жесты, потом — макияж, чуть-чуть даже стиль… Все дочери так делают.
Семья — это главное.
— Эй! Кошка драная! — Крикнул ей какой-то пацан. И откуда он тут один? Поздно же.
Бегал он смешно: как-то… вприскочку, что ли. Скорее прыгал, чем бегал. Раз — и пересек площадку.
— Что-о-о?! — для порядка возмутилась Мрыкла.
— Дождь идет, — пояснил он, — ты чего, пьяная, что ли?
Пара первых капель упала ей на плечи. Мрыкла подставила ладонь. У нее не было сил отвечать на хамство — и встать тоже сил почему-то не находилась.
Хотя она терпеть не могла гулять под дождем, а уж тем более под ним сидеть.
— Плохо тебе?
— Вам.
— Значит, не плохо, — развел руками мелкий гаденыш, — ты ж Мрыкла, а там, — он махнул рукой, — твой дом?
— Угу. А что это маленький мальчик делает один на дороге так поздно? — она очень старалась сюсюкать по-тетичьи, чтобы отомстить ему за «ты».
Хотя обычно она до такого не опускалась. Мама бы просто проигнорировала этого чудика и все. Потому что так и делают гордые кошки.
— Записочки носит, — буркнул тот, — надеюсь, эти придурки все-таки вспомнят про телефон. Ладно, мне еще домой ехать… Наказали, что б их. На. А то ливанет ща.
Он достал из рюкзачка зонтик и сунул ей в руки. А потом так же, припрыжку, побежал в сторону дома Пашт.
— А ты?! — Зачем-то крикнула вслед Мрыкла, раскрыв, впрочем, подарок.
— Жабы не тонут! — донеслось откуда-то издалека.
…Когда она вернулась домой, отказалось, что Ким ее ждет. Он ничего не сказал, просто забрал у нее зонт и поставил сушиться, а потом ушел в шумную гостиную.
Он все еще казался чужим, но Мрыкла кое-что поняла, когда сидела на мокрой детской площадке под дурацким детским зонтом в горошек.
Он очень старается заботиться о ней, как о сестре. А об Умарсе — как о младшем брате. Не потому что должен, и не потому, что кого-то копирует, и даже, наверное, не совсем потому, что считает это правильным, — а потому, что иначе не может.
Как она не могла не обнять его, когда он вернулся домой после долгой дороги.
Мрыкла ненавидела больницы. Они воняли. И люди в больницах воняли.
Больницы напоминали ей картинки с Царством Окоса. И там, и там люди ходили в одинаковых белых пижамах.
Она всегда была слишком живая для больниц. Даже когда болела.
Она стояла на остановке, когда поняла, что ей стоит вернуться. Автобус как раз подошел. Нужные раз в полчаса ходят. Дура.
И она вернулась.
Ким и эта, бледная, тоже из столицы, какеетам, сидели на соседних стульях. Бледная почти сливалась с зеленоватой больничной стенкой — и что вообще Ким в ней нашел?
Вряд ли его притянул запах Тьена, он даже консерву открытую не почует, убил себе нюх напрочь своими сигаретами, придурок.
Как смотрит, сожрет же сейчас. Сняли бы уже номер.
— Забыли что-то? — спросила какеетам.
— Что такое? — удивился Ким.
— Хотела сказать, что мама пригласила на ужин братьев Нут, — Мрыкла как можно безразличнее посмотрела на свои ногти, чтобы не смотреть на какеетам, а то еще решит, что ей на нее не плевать, — тебе стоит одеться поприличнее… И тоже поприсутствовать на ужине.
Она вздохнула и обернулась в сторону бледной моли, стараясь не сильно кривиться:
— Мама отличная хозяйка, она умеет поить людей до беспамятства. Однажды я на машине врезалась в витрину — ну так все уже забыто.
И улыбнулась, не разжимая губ.
Мама ей этого не простит. Если узнает. Но она не расскажет. Мало ли почему Ким решил так не вовремя вернуться? Молчание — не вранье.
Семья это главное, но Ким — часть семьи.
В конце концов, кошки — жуткие эгоистки, такова их природа. И Мрыклина тоже. Она же настоящая кошка.
Она вернулась, не потому что жалела жаба Лиль, или саму Лиль, не потому что чувствовала себя виноватой и не потому, что за кого-то там переживала, вовсе нет. И не потому, что хорошо бы было однажды вернуть жабам зонтик, и чтобы ей при этом не плюнули в глаза.
