Какой вывод дарвинист может сделать из этого поразительного единодушия? Что разным людям в разные века открылась универсальная божественная истина? Не совсем.
Вопросы духовности новая парадигма рассматривает примерно так же, как вопросы морали. Люди склонны говорить и верить в то, что соответствует их интересам, укоренившимся в процессе эволюции. Из этого не следует, что люди, придерживавшиеся определенных идей, лучше распространяли свои гены. Некоторые религиозные нормы, например целибат, напротив, этому препятствуют. Скорее можно предположить, что доктрины, к которым люди привязываются, соответствуют психическим функциям, сформировавшимся в ходе естественного отбора. Например, они могут утолять какую-то глубинную психологическую потребность (вера в загробную жизнь соответствует желанию выжить) или, наоборот, подавлять какое-то неутолимое стремление, которое иначе бы делало жизнь невыносимой (например, похоть). Так или иначе, устоявшиеся верования должны быть объяснимы в терминах эволюционного развития психики. Раз люди на разных концах света склонны верить примерно в одно и то же, значит, это составляет общее ядро их психики и обрисовывает особенности человеческой природы.
Указывает ли это на то, что схожие религиозные учения содержат некие вечные ценности, которыми следует руководствоваться в жизни? Дональд Кэмпбелл, один из первых психологов – адептов нового дарвинизма, так и предположил. В обращении к Американской психологической ассоциации он говорил о «возможных источниках валидности в правилах, которые были выработаны, проверены, просеяны сквозь сотни поколений человеческой социальной истории. На чисто научных основаниях эти правила можно считать лучше проверенными, чем самые обоснованные психологические и психиатрические рассуждения о том, как нужно жить»
[712].
Кэмпбелл сказал это в 1975 году, как раз после публикации «Социобиологии» Уилсона и прежде чем цинизм нового дарвинизма полностью выкристаллизовался. Сегодня многие дарвинисты не разделяют его оптимизма. Они замечают, что хотя эти идеи и соответствуют особенностям нашей психики, но из этого вовсе не следует, что они для нее благотворны. Напротив, некоторые из них даже паразитируют на ней; они – «вирусы», как выразился Ричард Докинз
[713]. Например, идея о том, что инъекции героина доставляют удовольствие, продолжает заражать людей, подталкивая их к недальновидному, разрушительному поведению.
Однако даже если идеи служат долгосрочным интересам людей, то, скорее всего, это те люди, которые их «продают», а не «покупают». Религиозные лидеры часто имеют высокий статус, а их проповеди нередко являются формой эксплуатации, искусным направлением воли слушателя на цели говорящего. В самом деле, и проповеди Иисуса, и проповеди Будды, и Лао-цзы имели эффект усиления власти Иисуса, Будды и Лао-цзы, подъем их статуса в растущих группах людей.
Впрочем, нельзя сказать, что религиозные доктрины всегда навязываются людям. Конечно, Десять заповедей имели конкретную авторитарную власть, утвержденную богом и реализуемую от его имени политическими лидерами. Иисус тоже, хотя и не имел политической власти, регулярно взывал к поддержке бога. Впрочем, Будда, пожалуй, единственный из всех не апеллировал к божественной власти. И хотя он был рожден в знатном семействе, он сбросил бремя своего статуса, чтобы бродить по миру и проповедовать; его движение началось с нуля.
Многие люди в разные времена воспринимали религиозные доктрины без особого принуждения извне. Вероятно, это влекло какое-то психическое вознаграждение. Все мировые религии, по сути, идеологии самопомощи. Кэмпбелл полагал, что расточительно отвергать вековые религиозные традиции, даже не изучив их как следует. Мудрецы, возможно, были корыстны (как и все мы), однако из этого вовсе не следует, что они не были мудрецами.
Демоны
Все мировые религии роднит одна общая идея – дьявольское искушение. Снова и снова мы видим, как злое существо под видом невинности стремится соблазнить людей на кажущийся незначительным, но в конечном счете имеющий важное значение проступок. В Библии и Коране есть Сатана. В буддистских священных текстах есть искуситель Мара, коварно призывающий на помощь своих дочерей, Рати (желание) и Рагу (удовольствие).
Все это мало напоминает научную доктрину, однако хорошо отражает динамику приобретения привычек: медленно, но верно. Например, естественный отбор «хочет», чтобы мужчины занимались сексом с как можно большим количеством женщин, и реализует эту цель с помощью хитрых приманок: сначала мужчина просто отвлеченно задумывается о внебрачном сексе, потом начинает размышлять о нем постоянно и, наконец, понимает, что не в силах от него удержаться. Дональд Саймонс заметил: «Говоря, что «всякий, глядящий на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем», Иисус понимал, что мысль способна провоцировать соответствующее поведение»
[714].
Не случайно, что демоны и торговцы наркотиками начинают соблазнение одинаково («Попробуй немного, тебе понравится») и что многие религиозные люди считают наркотики оружием дьявола. Привыкание к сексу и власти сродни формированию зависимости: у человека меняется биохимия. Чем больше власти он получает, тем больше ее хочется. Любое неожиданное уменьшение вызывает дурноту, даже если эта доза казалась достаточной. Единственная привычка, которую естественный отбор никогда «не хотел» поощрять и никак не мог предвидеть, – наркомания. Она пробирается с черного входа и подрывает систему поощрений, позволяя получать удовольствие просто от инъекции или таблетки, а не от успешно сделанной работы, еды, совокупления, победы над конкурентами и так далее.
Дьявольское искушение тесно соприкасается с понятием зла. Их роднит образ некоего враждебного существа или враждебной силы, который призван придать эмоциональную окраску духовному наставлению. Когда Будда советует «вырвать корень желаний», чтобы «Мара, искуситель, не мог сокрушать вас снова и снова», он фактически призывает нас на битву
[715]. Предупреждения о том, что наркотики, секс или воинственный диктатор есть «зло», производят почти такой же эффект.
Концепт «зла», хотя и менее метафизически примитивный, чем, скажем, «демоны», плохо вписывается в современную научную картину мира. Впрочем, люди явно находят его полезным, и причина в том, что он метафорически удачен: сила, соблазняющая нас различными удовольствиями, которые отвечают (или отвечали когда-то) нашим генетическим интересам, но не приносят долгосрочного счастья и могут вызвать большие страдания у других, действительно существует. Можно называть эту силу «призраком естественного отбора». Можно – генами. А можно и злом, если так привычнее.
Советуя вырвать «корень желаний», Будда не призывает нас к воздержанию (хотя, конечно, идея воздержания присутствует во многих религиях, поскольку это реальный способ блокировать зависимость). Будда не столько призывает нас отказаться от удовольствий, сколько советует развить полное безразличие к материальным наградам и чувственным удовольствиям: «Надо вырубить весь лес желаний, а не одно дерево»!
[716]
