Подпись Д.А. Резолюция «Разрешаю» (на обороте)
Удостоверение от 26.IV.1924 г. Профсоюза деревообделочников: уездное отделение г. Спасск:
«Д.А. Мацкевич действительно состоит членом профсоюза деревообделочников (выдано временно взамен членского билета). Оплата членских взносов отмечена за май, июнь и июль 1924 г. Коллективная фотография работников Иманского завода с папой – см. в книжном шкафу.
В 1925 г. (есть докладная от 27.XI.1925 г.) папа уже управляющий фанерным заводом треста «Дальлес» на Океанской.
В 1923 г. на Иман приехали из Питера все Богдановы (дядя Ваня, т. Лера, Ниночка, Женька). Собирались оттуда уехать в Китай. Были горячие споры, обсуждения. Отъезд в Китай не состоялся. Затем Богдановы уехали назад в Питер. Катя в 1923 г. была отправлена во франц. Пансион в г… А мама со мной и с Митей отправилась в Шанхай в 1924 г. Предполагалось, что папа тоже переедет туда, хотя он по-прежнему был против. Обсуждался также вариант папиного выезда в качестве представителя Дальлеса в Японию и Китай. Всё это не состоялось, а мама вернулась с Митей во Владивосток. Катя и я остались учиться на два года в Шанхае (24 и 25 годы). В 1926 г. я в Шанхай уже не поехал, а поступил в ПЭТ на химическое отделение. Помню, с Океанской ежедневно ездили во Владивосток поездом на занятия. Тогда же познакомились с Вовкой Баенкевичем, дружба с которым продолжается почти 70 лет!
В 1927 г. папа командируется трестом «Дальлес» в европейскую часть Союза на два месяца (удостоверение от 27.VIII.27 г.). Однако уже с января 1925 г. начал работать по совместительству на лесном факультете ДВГУ. Вероятно, в 1927 г. папа перешёл уже на кафедру механической технологии дерева, оставив фанерный завод. Помню, поступая в ДВГУ на первый курс в 1928 г., я уже был сыном научного работника. Хотя по соц. положению я для вуза не подходил, но папина должность как-то способствовала моему поступлению. Таких интеллигентов, социально чуждых в числе принятых на мехфак, было всего два человека. Филонов, Наумов (годом позже) и другие не поступали, а шли добывать «рабочий стаж». Со мной же в ДВГУ поступала и Ниночка, приехавшая из Ленинграда. На экзамен в вуз мы ездили с Океанской, т. к. семья жила на даче Ломан. Поступив и проучившись один год, Ниночка перевелась домой в Горный институт. Работа папы в ДВГУ (потом ДВПИ) была очень успешной. С его энергией и инициативой кафедра быстро развивалась. Было получено прекрасное помещение на Ленинской (напротив главного почтамта). См. фото – в лаборатории. Появились аспиранты: Леонтьев, Вальтер и др. Выпущен ряд публикаций. В списке 1937 г. их значится 14 наименований, в том числе 6 напечатанных и 7 подготовленных или переданных в печать. 2 фото выпускников лесотехнического факультета и преп… – см. в книжном шкафу. ВАК, протоколом № 27/93 от 11 сентября 1935 г. утвердила Д.А. и.о. профессора по кафедре механической технологии дерева, с обязательством защитить диссертацию на ученую степень доктора до 1.VII.1937 г. (подписал Кржижановский). Папа работал.
Диссертация «Технические свойства главнейших (30-ти) дальневосточных пород» получила одобрение комиссии профессоров ЛТА и должна была защищаться в начале 1938 г. (Комиссия: Кротов, Ванин, Иванов и Митинский (мой сослуживец и подчиненный в послевоенные годы в ЛКИ).
Удостоверение № 40/528 от 7 июня 1937 г. свидетельствует, что папе поручалось решить вопрос о производственной практике студентов ДВПИ. Для этого он направляется в НКОП и в НКЛес в Москву. Ректор Абрамович В.Л. письменно подтверждает, что персональная ставка за папой сохраняется. При убытии в Ленинград в июне 1937 г. была забронирована квартира (Сухановская ул., д. 6, кв. 5) до 1 марта 1938 г. В квартире оставались Миша Габуния и Володя Рухадзе. Бронь на квартиру была оформлена надписью ректора на письме.
16 ноября 1937 г. приказом № 220 папа, вдруг, был освобождён от работы в ДВПИ им. Куйбышева с формулировкой «…ввиду невозможности дальнейшего использования в системе НКОП». Катя имела разговор с уже новым ректором Озеровым (В.Л. Абрамович был, кажется, арестован). Озеров в присутствии М.Я. Богатского (нашего соседа по квартире и, якобы, приятеля) зачитал бумагу с серией обвинений папе. К числу этих обвинений, в частности, относилась поездка папы на ст. Облучье (под Читой) в лагерь для посещения Жени, который находился там, отбывая 5 летний срок заключения с 1935 г. Поездка была предпринята по настоянию тёти Леры. Польза от поездки была лишь моральная поддержка Жени. По-видимому, папе инкриминировалась его сочувственное отношение к профессору Пентегову. Пентегов был освобождён из заключения в 1936 г., просидел он очень немного по уголовному, а не по политическому делу. Папа приютил его. Пентегов жил некоторое время у него. Потом его, кажется, забрали снова и уже окончательно. Это все догадки об обвинениях папы. И как они далеки от абсурдной формулы обвинения Ленинградского НКВД 1938 г., о которой мы узнали через 50 лет «…участие в офицерской террористической организации»!
После обращения папы, во время поездки в Москву, распоряжением по Главному Управлению Учебными заведениями НКОП (№ 54 от 19.II.38 г.) приказ Озерова был отменён. Согласно новому распоряжению, папа был освобождён «…с 1 марта 1938 г., согласно личному заявлению».
Однако возвращаться во Владивосток уже не пришлось.
В Ленинграде идёт переписка по диссертации, получение отзывов, направление статей в печать и т. д. Одновременно Д.А. вёл переписку (и даже выезжал туда) с Архангельским лесотехническим институтом. Ему предложили там на выбор несколько кафедр и он давал согласие возглавить одну из них. Последнее письмо Д.А. писал туда 7.III.38 г. В этот же период велась переписка с Хабаровским Дальлесом о переходе в Краевую опытную лесную станцию. Принципиально папа считал возможным перейти туда и давал телеграмму о согласии. Обращался он и к ряду знакомых (Л.В. Любарскому, и др.). На последнем письме пометка рукой папы 20.III.38 «Никакого ответа; современное хамство!» Это была последняя «свободная» запись папы!
Его арестовали на Зверинской ночью 28 марта 1938 г. Придя утром 29 марта туда с Лилечкой, мы узнали эту страшную весть. В конце 1938 г., вернее, летом, маму выслали в г. Череповец. Разрешили ей вернуться в Ленинград в 1939 г. По сообщению А.Д. Ковтуна, он видел папу в тюрьме во время прогулки. Успел только услышать от него «Плохо, очень плохо». Саша Ковтун (профессор Ковтун, умерший в 1985 г.) был сыном железнодорожного мастера, знакомого папы по Иману. Я помню отца Ковтуна – загорелого, рослого работягу – Даниила Григорьевича. Саша, приехав учиться во Владивосток в 1934–1935 гг., жил у папы.
По сообщению следователя КГБ (по телефону на запрос Инночки) в мае 1989 года (через 51 год!), выяснилось следующее.
Папу обвиняли в принадлежности к офицерской русской фашистской контрреволюционной группе. Привлекались ещё 4 человека (Пирогов, Груздев, Кудрявцев и Малтызов) – всем нам совершено неизвестные, да, я полагаю, и папе тоже! Папа никого не называл. Следователь сказал Инночке: «Конечно, никакой группы не было!» Папа подписал лишь один протокол с указанием, что находился у Колчака (в звании капитана 1-го ранга). Других протоколов нет. Следователь заметил: «Вероятно, мужественным человеком был!»
