Я сказал президенту, что я не дипломат, поэтому хотел бы высказаться о положении дел с поставками в СССР с военной прямотой. Рузвельт снова в шутливой манере ответил, что он тоже не дипломат, да и время сейчас не подходящее для дипломатии. Тем более это обязывает меня говорить без обиняков, заметил я. Выход из положения мы видим в том, чтобы президент лично вмешался в ход материальных поставок Советскому Союзу. Бесконечные совещания, словопрения и оттяжки ни на один шаг не продвинули дело.
Мы откровенно рассказали президенту о неудовлетворительном ходе переговоров с советской военной миссией, о неопределенности создавшегося положения, беспрестанном сваливании сотрудниками госдепартамента и военного ведомства друг на друга ответственности за решение вопросов, выискивании ими всяких сомнений, «объективных» причин и отрицательных мотивов. Мы были глубоко убеждены, что конец волоките может положить лишь сам президент.
Президент США Ф. Рузвельт выразил восхищение Красной армией, ее героической борьбой с бронированными полчищами агрессора. Он согласился, что ускорение темпов помощи Красной армии не только желательно, но и необходимо. При этом Ф. Рузвельт подчеркнул, что особенно важно отправить материалы в ближайшие два-три месяца, т. е. до 1 октября. По его мнению, это будет решающий период в ходе советско-германской войны. (К сожалению, это обещание оказалось в полном противоречии с действительностью, так как даже организацию первого совместного совещания с советскими руководителями для обсуждения плана поставок на ближайшие месяцы правящие круги США и Англии затянули до самого конца сентября.)
Подобно другим государственным деятелям США, с которыми нам приходилось до этого встречаться, Ф. Рузвельт стал объяснять причины, которые мешают Америке активно участвовать в общей борьбе с фашизмом и оказывать СССР такую помощь, какую хотелось бы. Он ссылался на то, что США в военном отношении отстали, военное производство только налаживается и лишь спустя несколько месяцев круто пойдет вверх и это создаст более благоприятные, чем сейчас, возможности для оказания Советскому Союзу материальной помощи. Кроме того, говорил президент, США помогают также Англии, Китаю, Голландской Индии. Все это надо иметь в виду.
Да, это, конечно, так, заметил К. А. Уманский. Но нельзя упускать из виду и то обстоятельство, что после нападения немецко-фашистских захватчиков на Советский Союз решающее значение не только в Европе, но и для судеб всего человечества приобрел советско-германский фронт. И нельзя рассматривать планы производства и снабжения без учета данного конкретного исторического обстоятельства. Надо коренным образом все пересмотреть с учетом новой обстановки, а не втискивать советские заявки в старые наметки, не ограничиваться теми крохами, которые достаются Советскому Союзу. У союзников должна быть согласованность во всем. Между тем многие вопросы, связанные со снабжением СССР, англичане и американцы решают без участия советских представителей, а порой просто за их спиной. «Комитет трех» никак не может раскачаться и начать работу, англичане тянут с назначением своего представителя в комитет. Все это не может не беспокоить советскую сторону.
Франклин Рузвельт согласился с тем, что надо ускорить начало работы «Комитета трех», и сказал, что американцев в этом комитете будет представлять Г. Гопкинс, который сейчас находится в Москве. В отсутствие Гопкинса его будет замещать генерал Бернс.
Далее Ф. Рузвельт действительно, как и предупреждал нас Уэллес, заговорил о том, что, как ему стало известно, американские военные грузы оседают во Владивостоке, а транспорты задерживаются, создавая «пробку». Дело, как видно, упирается в отсутствие в Советском Союзе специалистов-транспортников. Поэтому, идя навстречу Советскому Союзу, США могли бы направить туда своих специалистов. Он назвал одного из них, фамилии его сейчас уже не помню.
Нам снова, на этот раз самому президенту, пришлось разъяснять, что «транспортная пробка» на Дальнем Востоке вымышлена. Советский железнодорожный транспорт с успехом выполняет возложенные на него задачи. Нет оснований сомневаться в том, что любые грузы, особенно военные, будут доставлены в действующую армию по Транссибирской магистрали в самые минимальные сроки. Поэтому посольство и военная миссия просят правительство США помочь нам вооружением и военными материалами, в том числе и через дальневосточные порты; максимально сосредоточить на этом свое внимание. Наш ответ удовлетворил Ф. Рузвельта, и он больше не возвращался к этому.
Закончив с пресловутой «транспортной пробкой», мы перешли к обсуждению последней советской заявки на вооружение. Поскольку Уэллес не успел ознакомить с ней президента (хотя заявка была передана в госдепартамент два дня назад), пришлось здесь же в кабинете рассматривать ее по пунктам. В ходе обсуждения Рузвельт составлял список, в котором помечалось, что могло быть нам предоставлено. По окончании обсуждения он этот список передал своему адъютанту. На этом, собственно, и закончился прием президентом США Ф. Рузвельтом советской военной миссии. Расстались мы с ним по-дружески. Едва ли будет ошибкой сказать, что для Рузвельта разговор с нами был трудным. Ведь все, что мы ему рассказали о поведении ответственных сотрудников госдепартамента, военного ведомства и других американских органов, далеко не соответствовало линии самого Рузвельта как президента и главнокомандующего. К тому же в ряде важных вопросов президента просто дезориентировали. Поэтому мы порою замечали неловкость его положения и явно извинительный тон. К чести Рузвельта следует отнести его стремление обсуждать сложные вопросы лояльно и искать пути к наиболее целесообразному их решению.
Вспоминаю, когда мы вышли из кабинета президента, капитан Кристел бросил по-английски Уманскому: «Русские так настойчивы в своих просьбах и предложениях, что это скорее похоже на нажим на президента, вежливый, тактичный, вполне дипломатичный, но все же нажим». Что же, может быть, это и так. Но интересы сражавшейся героической Красной армии, переживавшей тяжелые дни и недели, интересы вызволения народов Европы от фашистского рабства обязывали нас и за рубежом говорить со всей ясностью и жесткостью.
Советские люди верили, что американский народ и лично президент Ф. Рузвельт искренне желают помочь им. Однако обстановка в то время была такова, что требовалась более эффективная помощь. Это относилось и к поставкам оружия и необходимых военных материалов, и к предоставлению транспортов (в том числе морского тоннажа), и к разработке и освоению наиболее безопасных и действенных маршрутов и способов доставки материалов в Советский Союз.
Каков же был общий итог встречи? Безусловно, появилась надежда на то, что личное вмешательство президента продвинет переговоры вперед, меньше станет неясностей и неопределенностей. В этом духе я и высказался, прощаясь с президентом.
Конкретные же итоги ее состояли в том, что мы получили подтверждение о предоставлении Советскому Союзу 200 самолетов «П-40». По списку, который при нас составлял Рузвельт, до 1 октября нам могли быть предоставлены 7,62- и 12,8-мм пулеметы, а также полуавтоматические винтовки Гаранда. Выяснилась возможность выделения противотанковых орудий и авиационных бомб. Однако мы получили категорический отказ в поставке в ближайшие два месяца зенитных орудий и боеприпасов, в которых так остро нуждался фронт. Это было отложено на более поздние сроки.
