Мне сейчас хотелось бы отметить, что занимаемый им тогда пост советника по экономическим вопросам был весьма значительным по тому авторитету, который Громыко имел в госдепартаменте. С первого же дня пребывания военной миссии в США мы пользовались большой поддержкой и вниманием со стороны Андрея Андреевича Громыко. Он специально прилетел в Монреаль, чтобы встретить там советскую военную миссию. И только наша задержка на неопределенный срок с вылетом из Лондона, произошедшая не по нашей вине, не позволила нам встретиться с ним еще в Канаде. Когда же миссия находилась в США, Андрей Андреевич часто встречался с нами и оказывал незаменимую помощь своими советами и рекомендациями. Он принимал активное участие в совещаниях у посла К. А. Уманского по работе Амторга, по отгрузке в СССР военных материалов и другим вопросам, связанным с деятельностью военной миссии.
На другой день встали рано. После завтрака отправились осматривать город. На автомашинах проехали 5-ю авеню, часть Бродвея, Уолл-стрит, были в районе китайского квартала, на набережной, проехали неподалеку от французского океанского парохода «Нормандия». Видели гигантскую статую Свободы и большущее здание «новейшей» тюрьмы, построенной под небоскреб. В середине дня выехали обратно в Вашингтон.
Нью-Йорк – город интересный, но вместе с тем от него осталось очень тяжелое, гнетущее впечатление. Если его сравнивать, скажем, с Вашингтоном, Балтимором, Филадельфией и некоторыми другими городами США, то Нью-Йорк, несомненно, представляет собой наиболее типичный образец городского строительства, присущего современному капитализму. В архитектуре строений и планировке улиц ярко воплощен так называемый «американизм» с входящими в это понятие, с одной стороны, известными элементами технического совершенства в строительстве, а с другой, в социальном отношении, – наличием всего наиболее извращенного, давящего и гнетущего человека.
А. М. Горький, посетивший в 1906 году Нью-Йорк, дал ему очень верную и сильную характеристику, назвав его городом «Желтого Дьявола». Делясь впечатлениями о Нью-Йорке, он писал:
«Издали город кажется огромной челюстью, с неровными, черными зубами. Он дышит в небо тучами дыма и сопит, как обжора, страдающий ожирением.
Войдя в него, чувствуешь, что ты попал в желудок из камня и железа, – в желудок, который проглотил несколько миллионов людей и растирает, переваривает их.
Улица – скользкое, алчное горло, по нему куда-то вглубь плывут темные куски пищи города – живые люди. Везде – над головой, под ногами и рядом с тобой – живет, грохочет, торжествуя победу, железо. Вызванное к жизни силою золота, одушевленное им, оно окружает человека своей паутиной, глушит его, сосет кровь и мозг, пожирает мускулы и нервы и растет, растет, опираясь на безмолвный камень, все шире раскидывая звенья своей цепи»
[207].
Тридцать лет спустя советский писатель И. Ильф подтвердил горьковскую характеристику Нью-Йорка. «Город сам гремит и сверкает почище любой бури, – писал он в 1935 году. – Это мучительный город, он заставляет все время смотреть на себя, от этого города глаза болят»
[208].
Но помимо общего гнетущего впечатления нам резко бросилось в глаза, что подавляющее большинство выходивших в то тревожное время в этом городе газет и журналов было тенденциозно, а порой и враждебно настроено по отношению к Советскому Союзу.
Поездка на автомашине от Нью-Йорка до Вашингтона была длинной и утомительной. Она заняла у нас около девяти часов. Почти час мы блуждали по городу Балтимору. Из-за позднего времени отказались от заезда в Аннаполис. К тому же в дороге пришлось понервничать, так как наша автомашина, которую вел майор Овчинников, несколько раз попадала в довольно-таки рискованную и даже опасную ситуацию. Поздно вечером приехали в Вашингтон, и я отправился к И. М. Сараеву ужинать.
11 августа с утра были на приеме у морского министра Нокса. От нас были я, К. А. Уманский, помощник советского военно-морского атташе Скрягин. Американскую сторону представляли Нокс, его заместители Форрестол и Бард, адмирал Ингерсолл и капитан Кэрк, а также полковник Феймонвилл.
Нокс был настроен к Советскому Союзу явно недружелюбно, хотя и начал беседу с сообщения, что он, мол, «был в Советском Союзе» и вообще «друг Уманского». К нашему послу обращался без принятого в таких случаях «мистер», а подчеркнуто запросто, по фамилии. Однако это нисколько не меняло положения. Разговор с Ноксом, продолжавшийся около часа, был очень напряженным и неприятным.
Мы привели Ноксу многочисленные примеры того, как плохо обстояло дело с поставками военных материалов Советскому Союзу. И тут же услышали такое заявление морского министра США, которое не оставляло никаких сомнений, на чьей стороне его симпатии. Вмиг исчезло показное расположение морского министра. Следует удивляться не тому, начал он, что Советский Союз так мало получает военных материалов из США, а тому, что он вообще что-то получает! Соединенным Штатам давать нечего, самим не хватает, они, мол, уже «разделись донага» ради англичан. Просто удивительно, продолжал Нокс, что Советскому Союзу дали пять бомбардировщиков «Б-25».
Далее Нокс дал понять, что из военного производства в течение августа и сентября в Советский Союз из США ничего существенного поступать не будет. Что касается американского флота, то у него, Нокса, дескать, вообще ничего просить не следует, да и дать нечего. Если хотите получить что-либо, «советовал» он нам, настаивайте на том, чтобы отобрали у армии, а не у флота. Особенно тяжелой, по его словам, была транспортная проблема. Она-де и составляет главный вопрос.
Для нас не имело принципиального значения, за чей счет могут быть получены необходимые материалы для Красной армии – американской армии или флота. Мы вели деловой разговор с морским министром США и хорошо представляли себе, что американский военно-морской флот является одним из главных потребителей военного производства США. И очень многое, конечно, зависело от позиции, которую займет министр. Без всякого ущерба для себя, в интересах борьбы с нацизмом он мог переуступить Советскому Союзу часть вооружения, в частности самолетов и зенитной артиллерии, так жизненно необходимых Красной армии и флоту в то время для борьбы против общего врага.
В ходе беседы я был вынужден поставить вопрос перед Ноксом так: не потому ли не выполняются указания президента, что в США достаточно сильны те элементы, которые принципиально против сотрудничества с Советским Союзом? Нокс покраснел, заерзал на стуле и ответил, что в определенной мере он не отрицает роли реакционных кругов США. Дальше этого он, конечно, не пошел и заключил: «Воля президента и есть воля правительства и народа США».
Итак, позиция Нокса явно отрицательная. Он ничем не хотел поступиться в пользу общего дела разгрома фашизма. Единственное, что он обещал – это вооружить зенитными пушками морские транспорты, отправляющиеся в Советский Союз. На этом и закончилась беседа с Ноксом. Никаких практических результатов она не дала – только резко обострила наши и его позиции и взаимоотношения.
