Важный пункт декларации, касавшийся восстановления суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем, излагался в таком виде, что позволял расценивать как захваты лишь акты агрессии со стороны фашистских держав. Именно так и толковал этот пункт Черчилль. Выступая в палате общин 9 сентября 1941 года (кстати говоря, мне довелось лично слушать это выступление премьер-министра Англии), он сказал: «Во время встречи в Атлантике мы имели главным образом восстановление суверенитета, самоуправления и национальной жизни государств и наций Европы, находящихся сейчас под нацистским ярмом». Далее Черчилль «пояснил», что декларация не относится к «тем народам, которые связаны вассальной зависимостью с британской короной».
В целом же «Атлантическая хартия» имела положительное значение, так как способствовала объединению сил, боровшихся против фашизма. Советский народ, вся советская общественность приветствовали решения, принятые на встрече в Ардженшии. Они усматривали в них залог дальнейшей и еще более активной борьбы против гитлеровского гнета и считали, что это должно безотлагательно воплотиться в широкие практические меры против фашистских захватчиков, за полное уничтожение фашистской тирании
[210]. Вместе с тем было ясно, что принятие и опубликование их правительствами Англии и США без участия Советского Союза, несомненно, на руку тем реакционным силам, которые противились образованию антифашистской коалиции.
На общем приемлемом словесном фоне давались такие формулировки, которые в дальнейшем могли быть обращены (и действительно были обращены!) против Советского Союза в решении многих жизненно важных для нашего государства политических, территориальных и других вопросов.
Утром 15 августа снова посетили военный департамент, где вели переговоры с американскими военными по некоторым практическим вопросам взаимной информации, руководил совещанием заместитель военного министра МакКлой, по отзыву Коя – «восходящая фигура».
Прежде всего, была достигнута договоренность о программе осмотра советской миссией некоторых объектов. Американцы дали согласие показать нам в действии некоторые виды вооружения, несколько авиационных заводов, а также отдельные самолеты в эксплуатации. В свою очередь мы бы передали американцам некоторую информацию о танковых и механизированных войсках немецко-фашистской армии.
На этом совещании мне больше всего запомнилось, что американцы выдвинули непомерные требования в отношении той информации, какую они хотели бы получать от Советского Союза. Их интересовали многие виды советского вооружения, поступающие на фронт, не говоря уже о новом вооружении гитлеровских войск. Под благовидным предлогом подготовки к совместным боевым действиям они настойчиво добивались, чтобы им дали сведения о советских аэродромах в районе Дальнего Востока. Особенно их внимание привлекли аэродромы в районе Иркутска, Якутска и Чукотки. Естественно, что мы не могли пойти на удовлетворение этого чрезмерного любопытства.
Днем, после того как окончилось совещание в военном министерстве, у меня состоялась деловая встреча с помощниками военного атташе Бараевым и Овчинниковым, а также с Афанасьевым. Вновь выступил перед нашими сотрудниками с политической информацией и кратким обзором событий на советско-германском фронте. Помню, как все вслушивались в каждое слово, особенно когда давались оценка положения и прогнозы. Эти советские люди, находившиеся далеко за пределами Родины, живо реагировали на уверенный и бодрый тон моего выступления, выражая глубокую убежденность в успехах и победе нашего дела в борьбе с гитлеровскими оккупантами.
Сегодня ознакомился с новым важным политическим документом – посланием Рузвельта и Черчилля Сталину. «Мы воспользовались случаем, – писали лидеры двух западных государств, – который представился при обсуждении отчета г-на Гарри Гопкинса по его возвращении из Москвы, для того чтобы вместе обсудить вопрос о том, как наши две страны могут наилучшим образом помочь вашей стране в том великолепном отпоре, который вы оказываете нацистскому нападению. Мы в настоящее время работаем совместно над тем, чтобы снабдить вас максимальным количеством тех материалов, в которых вы больше всего нуждаетесь»
[211].
Далее они предлагали подготовить совещание в Москве представителей Англии, США и Советского Союза для обсуждения плана распределения общих ресурсов.
Это совещание состоялось несколько позднее, а именно 29 сентября – 1 октября 1941 года, и называлось Московская конференция 1941. Мне пришлось принять в нем участие. Конечно, оно сыграло свою роль с точки зрения объединения усилий всех государств антигитлеровской коалиции в борьбе против фашизма, что отвечало интересам советского народа, интересам свободолюбивых народов земного шара. Вместе с тем небезосновательным было опасение, что руководители США и Англии, высказываясь за проведение совещания в Москве, используют подготовительный период как повод для оттяжки решений по оказанию быстрой помощи Советскому Союзу. Дело, по всему, клонилось к тому, чтобы обоснованному требованию с нашей стороны – оказать как можно скорее помощь Советскому Союзу, сражающемуся на решающем фронте, – противопоставить интересы других фронтов (например, в Северной Африке). Насущным нуждам советско-германского фронта противопоставить так называемую политику «более длительного периода». Как видно, имелось также в виду предъявить к нам требования и на наши ресурсы.
В то время мы были крайне озабочены медленным продвижением дела с поставками в СССР необходимых материалов и вооружения. Ведь мы нисколько не сомневались, что в те месяцы и недели союзники могли сделать гораздо больше. Не дожидаясь сентябрьского совещания в Москве, уже в августе 1941 года можно было принять ряд согласованных решений. Тем более что в это время в Вашингтоне находились Рузвельт, только что возвратившийся из Москвы Гопкинс, английский министр Бивербрук, советская военная миссия и английская закупочная комиссия.
Это и побудило нас с послом К. А. Уманским обратиться к советскому правительству с просьбой о том, чтобы в ответе Ф. Рузвельту и У. Черчиллю на их послание обратить особое внимание руководителей союзных держав на необходимость строгого выполнения данных обещаний и уже в настоящее время направлять нам максимальное количество тех материалов (вооружения, оборудования, горючего и т. п.), в которых Советский Союз больше всего нуждался. Правительствам США и Англии были хорошо известны наши потребности. Дело было за тем, чтобы как можно быстрее удовлетворить их и направить все это туда, где решались судьбы человечества, – на советско-германский фронт.
Утром 16 августа мы сообщили в Москву об отправке морскими транспортами некоторого количества самолетов «П-40», запасных стволов к пулеметам, установленным на этих самолетах, а также горючего, авиационных бомб, алюминия, масла для самолетов, патронов и других военных материалов. Воздушным путем направлялись в Советский Союз семнадцать авиационных механиков высокой квалификации.
