Между тем приближалось к концу мое пребывание в Соединенных Штатах Америки, так как 27 августа я получил разрешение возвратиться в Москву. Оставшиеся дни до моего отлета из Вашингтона прошли под знаком подготовки к возвращению домой. Состоялись последние деловые встречи. Одна из них – с адмиралом Старком, возглавлявшим военно-морской штаб США. Непродолжительная беседа касалась возможности приобретения нами некоторого количества пикирующих бомбардировщиков, летающих лодок, а также зенитных орудий, авиационных и глубинных бомб. И эта беседа, по сути дела, ничего не дала. Мотивировка все та же – нехватка этих видов вооружения у самих США. Оставалась лишь надежда на получение некоторого количества бомб. Характерно, что во время этой встречи руководители американского морского штаба высказались о желательности посылки своих представителей на советско-германский фронт.
Один из последних дней своего пребывания в США я посвятил деловому свиданию с А. Гарриманом. Аверелл Гарриман входил в когорту ближайших соратников Рузвельта. Сначала он был представителем США в Лондоне по вопросам снабжения Англии оружием и военными материалами, координировал программу ленд-лиза, затем, в 1943–1946 годах – американским послом в Москве. В сентябре 1941 года возглавлял делегацию США на Московском совещании трех держав. Гарриман долгое время находился на политическом горизонте Соединенных Штатов Америки, играя далеко не последнюю роль во внешнеполитической деятельности страны. Он внес полезный вклад в подписание Московского договора 1963 года о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой
[214].
Наша встреча с Гарриманом состоялась 30 августа 1941 года. В беседе участвовали посол К. А. Уманский и я.
Гарриман был трезвым политиком и деловым человеком, неплохо знавшим вопросы производства и снабжения. Видно было, что он хорошо понимал сложившуюся международную ситуацию, при которой в борьбе против фашизма объединились государства с различным общественно-политическим устройством. Конечно, его позиция объяснялась не симпатиями к коммунизму, а реальной оценкой обстановки, пониманием той опасности, какую представлял гитлеризм для судеб других государств, в том числе для Соединенных Штатов Америки.
Что касается состоявшегося тогда у нас разговора, то он, помнится, принял довольно напряженный, острый характер и возлагавшихся на него надежд не оправдал. Чувствовалось стремление американцев отложить решение практических вопросов по поставкам в СССР до Московского совещания, а сами поставки оттянуть до весны 1942 года. Мне особенно почему-то запомнилось, что Гарриману хотелось еще до совещания в Москве договориться с англичанами, чтобы затем проводить с ними единую согласованную линию. Поэтому Гарриман и намерен был по пути в Москву побывать в Лондоне.
Остававшееся от официальных встреч время было заполнено решением целого ряда текущих дел. Состоялась обстоятельная беседа с И. М. Сараевым по некоторым вопросам его практической деятельности. Даны советы и рекомендации по работе остававшимся в Вашингтоне А. К. Репину, П. И. Барабанщикову и Л. Л. Райкову. По просьбе А. И. Микояна расследованы дела с поставкой недоброкачественных ботинок через Амторг и решен ряд других текущих вопросов. Вечером 30 августа, в связи с моим отъездом, у Сараева состоялся обед.
Конечно, самое главное и животрепещущее в те дни – это сообщения с Родины о положении на советско-германском фронте: об активных боевых действиях советских войск на Ленинградском и центральных фронтах, а также о сражениях в нижнем течении Днепра, в ходе которых гитлеровские войска несли большие потери. Жизнь показала, что господин Нокс, военно-морской министр США, а заодно и его единомышленники свое пари с треском проиграли!
На пути к Родине
1 сентября я вылетал обратно на Родину через Монреаль. До Англии меня сопровождал помощник советского военного атташе майор Бараев.
Не забыть того хорошего, теплого, дружеского отношения и внимания, какое проявили ко мне наши советские люди, находившиеся в США. Столько было высказано искренних слов, пожеланий успешного, благополучного перелета буквально всеми: военными и невоенными людьми, мужчинами и женщинами.
Меня глубоко тронули и взволновали хлопоты и заботы, проявленные женами сотрудников нашего посольства – Анной Алексеевной Сараевой, Анной Гавриловной Бараевой, Раисой Михайловной Уманской, Ниной Ивановной Матвеевой, Антониной Наумовной Сельдяковой и многими другими.
А сколько неподдельного чувства и волнения в напутственных поручениях всех товарищей – поклониться Родине, передать привет Москве, горячо заверить Центральный Комитет партии и советское правительство в преданности и непоколебимой вере в победу нашего правого дела.
Первого же сентября мы благополучно приземлились в Монреале. На этот раз неудобств с устройством, как во время прилета из Англии, не повторилось. Однако в Монреале нам пришлось пробыть целых шесть дней. Вынужденное ожидание продолжения полета было вызвано как нелетной погодой, так и нехваткой самолетов. К тому же с отправкой самолетов проявляли осторожность из-за происшедших недавно авиационных катастроф, в которых погибло 54 человека. В числе погибших находился руководитель английской закупочной миссии в США А. Первис, с которым мы незадолго до этого встречались.
Вынужденное пребывание в Канаде использовал для встречи с военными властями, а также для осмотра некоторых предприятий и местных достопримечательностей.
2 сентября после завтрака с канадским генералом Панетом мы отправились на танковый завод. Это было старое паровозоремонтное предприятие, перешедшее на выпуск военной продукции. В день изготавливалось два танка.
На следующий день осмотрели авиационный завод, развернутый на месте маленькой мастерской авиационных фотоаппаратов. Часть материалов (мелкое литье, например) завод обеспечивал сам, но многое поставлялось из США и Англии (моторы, алюминиевые листы, винты). Вооружение на самолеты ставилось в Англии. Главное, что лимитировало рост производства на заводе, это недостаток станочного оборудования. Завод находился в частном владении. Технический штаб завода составляли 10 человек.
Авиационный завод, который мы осмотрели, считался самым крупным и лучшим в Канаде. Отношение к нам на заводе было хорошим. По цехам нас водил инженер, ведавший готовой продукцией. На заводском аэродроме находилось около 25 самолетов, которые нам охотно показали.
Затем мы побывали на заводе, выпускавшем торпедные катера. Его директорами были бывший морской офицер и бывший пилот. Завод был полностью перевезен из Англии в 1940 году.
Стоит сказать несколько слов о рабочих на заводах, которые нам довелось увидеть в Канаде, об условиях их труда.
На паровозоремонтном заводе, выпускавшем танки, мы увидели наиболее старый по возрасту и стажу состав рабочих, причем в цехах совершенно не было женщин. На авиационном и морском заводах – значительное количество женщин в возрасте от 18 до 40 лет. На авиационном заводе, например, работало 400 женщин.
