* * *
Джарроду, моему лучшему другу и настоящей любви
Глава 1
Уже полночь, мне душно, и, вероятно, викодин
[1] все еще дурманит мой мозг, но я уверена, что этот парень – да-да, именно этот, – это он.
Он.
Его поза мне уже хорошо знакома: сгорбленные плечи, склоненная вправо голова, нос, зависший в сантиметре от кончика ручки. Сосредоточенный вид. Меня охватывает нервная эйфория, отчего сердце начинает биться быстрее. Он так близко – всего через два стола – и сидит лицом ко мне.
В кафе тихо. В воздухе разливается сладковато-горький аромат кофе. Три года вожделения проносятся перед моим мысленным взором, и имя срывается с губ вопреки моему желанию:
– Джош!
Он вскидывает голову. И долго, очень долго смотрит на меня. А потом… моргает.
– Айла?
– Ты знаешь мое имя? И даже правильно его произносишь!
Многие зовут меня Исла, но я Айла
[2]. Как «айланд» – остров, только без последних букв. Я расплываюсь в улыбке, которая тут же исчезает.
Джош осматривается, будто кого-то ищет, а затем осторожно опускает ручку:
– Хм… да. Мы частенько сидели рядом на уроках.
– Да, на пяти уроках из двенадцати, на которые мы ходили вместе.
Он немного помолчал, а потом медленно произнес:
– Точно…
Снова пауза.
– Что для вас? – Парень, похожий на покрытого пирсингом Авраама Линкольна, швыряет на стол ламинированный листок с меню.
Я бросаю на официанта быстрый взгляд. На его беджике значится «Эйб».
– Что-нибудь легкое, как пюре, – бросаю я.
Эйб нервно чешет подбородок – такие неясные заказы его явно раздражают.
– Но никакого томатного супа, шоколадного пудинга или яблочного пюре с малиной. Это я уже ела сегодня, – быстро добавляю я.
– А… – На лице Эйба мелькает понимание. – Вы болеете.
– Нет.
Парень снова хмурится:
– Как скажете. – Эйб подхватывает меню. – Может, вы аллергик? Еврейка? Вегетарианка?
– Что? – Я немного смущаюсь под градом вопросов.
– Сейчас посмотрю на кухне. – Официант шагает прочь.
Мой взгляд возвращается к Джошуа, который все еще наблюдает за мной. Затем он смотрит на свой блокнот для рисунков, вновь поднимает взгляд, а потом снова смотрит вниз. Будто не может решить, продолжаем ли мы беседу. Я тоже опускаю взгляд. Меня все сильнее мучает мысль: стоит мне продолжить разговор, и завтра же я об этом горько пожалею.
Но… Удержаться я не в силах. Когда он рядом, сделать это попросту невозможно. И я решительно вскидываю голову. Мое сердце пускается в бешеный пляс, когда я с упоением рассматриваю его. Его длинный, красивый нос. Худые, но сильные руки. Его бледную кожу, которая слегка потемнела от летнего солнца, черную татуировку, выглядывающую из-под рукава футболки.
Джошуа Уассирштейн. Моя любовь к нему безгранична и причиняет поистине невыносимую боль.
Он снова поднимает голову, и я краснею. Румянец – вечное проклятие рыжеволосых. И словами не передать, как я благодарна Джошуа, когда он прокашливается и заговаривает первым:
– Тебе не кажется это странным? Ну… что мы никогда до этого не сталкивались.
Я тут же подхватываю тему:
– Ты часто сюда приходишь?
– Ну… – Он крутит ручку. – Я имел в виду город. Ты же живешь в Верхнем Вест-Сайде, но я никогда тебя там не встречал.
Сердце пропускает удар. Я знала, где он живет, но не думала, что он знает, где живу я. Мы учимся в Американской школе в Париже, но каникулы проводим на Манхэттене. Все знают, что Джош живет на острове, потому что его отец сенатор Соединенных Штатов. Но почему-то никто не помнит, что я тоже здесь живу.
– Я не так часто выбираюсь в люди, – выпаливаю я. – И сюда пришла лишь потому, что проголодалась, а дома пустой холодильник.
После этой фразы я перебираюсь на свободный стул напротив Джошуа. Мой медальон в виде компаса ударяется о столешницу.
– Утром мне удалили зуб мудрости, и, хоть я и приняла лекарство, зубы все равно ломит, поэтому я и заказала что-нибудь легкое.
Джош впервые расплывается в улыбке.
Тут же я вспоминаю о том, что получила хорошее воспитание, и, как пай-девочка, счастливо улыбаюсь ему в ответ, не обращая внимания на боль.
– Обезболивающее… Это все объясняет, – тянет он.
– Вот дерьмо! – Я закидываю ногу на ногу, ударяясь при этом коленной чашечкой о ножку стола. – Я веду себя как слабоумная?
Джощ усмехается от удивления. Люди всегда так ведут себя, потому что не ожидают услышать слово «дерьмо» от миниатюрной девушки с тихим и милым голосом.
– Скорее просто не так, как всегда, – отвечает он. – Вот и все.
– Знаешь, я очень хочу есть и спать, но заснуть не могу. Должно быть, это из-за лекарства. Поэтому я и пришла сюда.
Джош снова смеется:
– Я проходил через это прошлым летом. Завтра тебе станет лучше.
– Обещаешь? – с надеждой спрашиваю я.
– Ну, вообще-то не завтра… Но дня через два точно все пройдет.
Наши улыбки постепенно гаснут, над столиком повисает напряженное молчание. Мы редко общались в школе и никогда за ее пределами. Я слишком застенчивая, а он – слишком скрытный. К тому же Джош целую вечность встречался с одной девушкой.
Встречался.
Они расстались в прошлом месяце, как раз перед ее выпускным. А нас с Джошуа еще ожидает последний учебный год. Мне бы хотелось верить, что он внезапно проявит ко мне интерес, но… не ничего не получается. Его бывшая – решительная и прямолинейная. Полная моя противоположность. И сейчас я с удивлением ловлю себя на том, что хочу продолжать разговор во что бы то ни стало, несмотря на охватившие меня страх и чувство беспричинного стыда. Чуть дрожащей рукой я показываю на его блокнот:
– Над чем работаешь?
Он сдвигает руку, скрывавшую портрет парня, похожего на молодого Авраама Линкольна.
– Я просто… валял дурака.
– Это же наш официант! – радостно восклицаю я и снова широко улыбаюсь.
Он немного застенчиво убирает руку и пожимает плечами:
