Глава 19
Девушка с красным цветком на сердце опять ведет меня по лесу, но на сей раз он выглядит не так, как прежде.
Деревья сделались выше, птицы поют по-другому, и даже шум воды стал иным – это не журчание реки, а плеск. Я помню этот звук – так волны накатывали на галечный бе – per здешнего озера, когда мы прибыли на остров.
– Где мы? – спрашиваю я, споткнувшись о скользкий камень. – Будет ли собрание?
Она не отвечает, а просто продолжает быстро идти вперед, пока не доходит до ограды, сделанной из кедровых бревен.
Вытянув руки вперед, она упирается в бревна руками, и ограда начинает рушиться.
Я не вижу, что находится на другой ее стороне, зато слышу – оттуда доносится тяжелое дыхание.
– Не надо, – говорю я и тяну незнакомку назад. – Там беззаконники. Они поджидают нас.
Она оглядывается через плечо, и меня пронзает взгляд ее серых глаз.
– Я знаю, – шепчет она.
* * *
Я просыпаюсь, чувствуя, что у меня перехватило дыхание. Проходит не меньше минуты, прежде чем я наконец понимаю, где нахожусь.
Повернувшись на бок, я вижу перед собой Гертруду – она смотрит прямо мне в глаза. Что значит это выражение на ее лице? Я не знаю. Прежде я никогда к ней не приглядывалась. Она казалась мне невзрачной, этаким перепуганным кроликом в логове волков, но на поверку Гертруда отнюдь не так проста.
– Тебе снился сон, – шепчет она.
– Да нет же, нет. Я просто разговаривала сама с собой.
– Полно. В снах нет ничего плохого.
– Но ведь… – Я оглядываюсь по сторонам, чтобы проверить, не слышал ли нас кто-то еще.
– Ты же знаешь, что бы ни случилось во время года благодати, это останется здесь, в становье, и никуда не уйдет.
Она говорит это таким тоном, что я начинаю гадать: не женщины ли придумали это правило? Не для того ли, чтобы мужчины не могли их осудить?
– А ты видишь сны? – спрашиваю я, с трудом выдавив из себя это слово.
– Кажется, когда-то я видела, – вместо Гертруды отвечает Хелен, лежащая на кровати, которая стоит с другой стороны от меня.
Я поворачиваюсь к ней и вижу, что она сидит, подтянув колени к груди – точь-в-точь как моя младшая сестренка Пенни во время грозы.
– Но моя мать положила им конец, – добавляет Хелен и, откинув одеяло, проводит кончиками пальцев по шрамам на стопах.
Я вспоминаю свою собственную мать. Она знала, что мне снятся сны, но никогда меня за них не наказывала. Прежде я об этом как-то не думала.
– А что тебе снится? – спрашивает Гертруда.
Я думаю: может, сказать им, что мне снятся лошадки и красивый муж? Но не могу заставить себя выговорить такую чушь. Наверное, до этой минуты я сама не осознавала, как мне хочется открыть свой секрет… ощутить духовную связь с кем-то, принадлежащим к тому же полу, что и я… иметь подруг. Возможно, они мне поверят. А возможно, и нет. Но я должна рискнуть.
– Мне снится одна девушка. – Я смотрю на Гертруду, потом на Хелен, пытаясь понять, что означают выражения их лиц.
– О, – говорит Хелен, заливаясь смущенным румянцем.
– Нет, речь не об этом. – Внезапно становится неловко за себя.
– Продолжай, – шепчет Гертруда.
– У нее такие же глаза, как у меня, но волосы темные и подстрижены совсем коротко. Под правым глазом у нее красноватая родинка. Поначалу я думала, что она, вероятно, моя единоутробная сестра, живущая в предместье…
– Так вот почему ты остановилась, чтобы посмотреть на тех женщин, – говорит Гертруда.
– Да, – шепчу я, удивляясь ее наблюдательности. – Но ее там не оказалось.
– А что эта девушка делает в твоих снах? – спрашивает Хелен, прижимая к шее горлинку.
– Обычно она ведет меня по лесу на собрание.
– Какое собрание? – спрашивает Марта, приподнявшись на локте.
Мне хочется остановиться, закрыть рот на замок, но я гляжу на ее нетерпеливое лицо и думаю: «Да что мне терять?»
– Собрание жен, служанок, работниц и даже женщин из предместья – они все собрались вместе, приколов к груди, над самым сердцем, красный цветок…
– Какой цветок? – громким шепотом спрашивает Молли, лежащая через две кровати от меня.
Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что девушки, не имеющие покрывал, смотрят на меня отовсюду, прислушиваясь к каждому произносимому мною слову.
– Это цветок без названия. У него пять крошечных лепестков и ярко-красная сердцевинка. В нем есть что-то знакомое, хотя я не могу сказать, где видела его прежде. Но мне кажется, что, когда вешали миссис Фэллоу, он был у нее в руке. И, по-моему, я видела его в волосах одной женщины в предместье. И еще один такой цветок рос на тропе, что вела от берега к здешним воротам. Кто-нибудь из вас его видел? – спрашиваю я, и мое сердце трепещет, надеясь услышать «да».
Они переглядываются и качают головами.
Словно почувствовав мое разочарование, Гертруда говорит:
– Но ведь мы его и не искали.
Я смотрю на дверь.
– Но сегодня мой сон изменился. Я была уже не дома, не в округе Гарнер… кажется, я была тут… в здешнем лесу.
– А тебе было страшно? – спрашивает Люси.
Я киваю. Не понимаю, почему, но мои глаза мокры от слез.
– А не в этом ли заключается твое волшебство? – задумчиво вопрошает Нанетт. – Эти твои сны… девушка… красный цветок. Вероятно ты можешь видеть будущее.
Раньше я хотела, чтобы так оно и было, хотела больше всего на свете, но в последнем моем сне уже не слышались ни обнадеживающие слова, ни воодушевленный рев толпы женщин. Там были только я и она в темном лесу. Я пытаюсь не давать волю воображению, но не могу не гадать – та девушка хотела мне что-то сказать? Может быть, она хотела показать мне, как я буду умирать?
Прижав ладонь к животу, я растопыриваю пальцы, точь-в-точь как Кирстен в первую ночь пути.
– Это не похоже на волшебство, во всяком случае, я ничего такого не чувствую. А вы что-нибудь чувствуете?
– Пока нет, – говорит Хелен. – Но Кирстен…
– А помните, как несколько лет назад у Ши Ларсен появились зудящие волдыри, в них попала какая-то зараза и она чуть не умерла? И как потом то же самое началось у всех ее ровесниц? – спрашиваю я.
Они переглядываются и кивают.
– Тогда мужчины сказали, что это проклятие – у одной из девушек слишком рано проявилось волшебство, но она скрыла его и заразила остальных. Так вот, мой отец лечил этих девушек, и он говорил мне, что сверстницы Ши расчесали себе кожу до крови, но у них не было никаких волдырей.
