Увы, когда он спустился вниз, оказалось, что его опасения были не так уж далеки от действительности. Все тут было не то и не так, как описывал в своих шифрованных мемуарах Дмитрий Аполлонович. Старые подземелья бесследно исчезли, а на их месте появились новые трубы и коридоры, шедшие не в тех направлениях и пересекавшиеся совсем не под теми углами.
В первый день Дмитрий решил послать эту затею к чертовой бабушке. Такое решение могло бы стать для него спасительным, но Дмитрий, естественно, не знал, что каждый шаг, с огромным трудом сделанный им в избранном направлении, ведет его к гибели. Надежда уже поселилась в сердце; голос давно умершего предка звучал в ушах, суля золотые горы, и слушать его было куда приятнее, чем внимать голосу рассудка.
Дмитрий Аполлонович писал о без малого десяти фунтах золота и драгоценных камней, причем это было не просто золото, не слитки и не лом, а старинные, да что там — древние украшения, за любое из которых коллекционеры всего мира порвали бы друг друга голыми руками.
Он часами блуждал в подземных лабиринтах, раз за разом возвращаясь на одно и то же место. Привыкал, осваивался и понемногу вырабатывал методу. Он учился находить и взламывать потайные железные дверцы и решетки, что перегораживали проходы в старые, никем не используемые части подземелий, он исследовал люки, проломы и провалы, опускаясь все глубже в сырые недра. Он простукивал стены и пробовал их на прочность, нанося по ним молодецкие удары кувалдой; иногда кирпичные перегородки рушились под его ударами, открывая таинственные темные коридоры и залы. Он исследовал их — как правило, безрезультатно, но надежды не терял.
Порой ему удавалось отыскать в дальних, заброшенных уголках этого лабиринта описанные предком приметы. Тогда он ликовал, понимая, что находится на правильном пути, и с удвоенной энергией продолжал поиски.
Время от времени, идя извилистыми коридорами и распугивая крупных крыс, которые не очень-то спешили посторониться, Дмитрий гадал, откуда у лишенного наследства и офицерского жалованья предка вдруг взялись какие-то несметные сокровища и, главное, почему он ими не воспользовался.
Дмитрий шел подземным коридором, ощупывая лучом фонарика стены и пол. В руке у него был длинный проволочный крючок, вроде тех, которыми вскрывают канализационные люки, за спиной в самодельной ременной петле висела, тяжело поддавая в поясницу, купленная в магазине хозяйственных товаров кувалда. На бедре болталась тощая сумка с флягой и парой бутербродов, правый карман куртки оттягивал пневматический пистолет — точная копия девятимиллиметрового полицейского «вальтера»; закуривая, Дмитрий пристраивал крючок под мышку, чтобы освободить руку, а когда на пути встречалась особенно наглая крыса, снова им вооружался, норовя наподдать хвостатой твари, как клюшкой по шайбе. Иногда это ему удавалось, иногда нет; порой, унюхав характерный запашок сочащегося из какой-нибудь трубы газа, он поспешно гасил сигарету и менял направление поисков: там, где лежали газовые трубы, искать ему было нечего.
Очередной поворот привел его в тупик. Стена здесь была сложена из здоровенных бетонных блоков, таких мощных и несокрушимых, что Дмитрию и в голову не пришло пробовать их кувалдой. Под стеной на корявом бетонном полу лежала горка какого-то неопределенного мусора. Наученный опытом, он осторожно поддел торчащую из этой груды заскорузлую тряпку своим крючком. Налипший на тряпку мусор сплошной массой с негромким шорохом поехал по полу, открыв вмурованное в бетон массивное железное кольцо и ржавый чугунный блин крышки. Это был люк — еще один люк, который следовало проверить.
Крестовский посветил фонариком на часы. Дешевая китайская подделка под швейцарский хронометр блеснула фальшивой позолотой, вызвав этим бесстыдным блеском привычное раздражение. Ничего, даст бог, скоро эту дешевку можно будет выкинуть, даже не затрудняя себя поиском ближайшей мусорки, — просто бросить через плечо, и желательно так, чтобы она упала на проезжую часть, прямо под колеса какого-нибудь троллейбуса…
Стрелки показывали без четверти девять, и он не сразу сообразил, утро сейчас на поверхности или вечер. Потом тряхнул головой, отгоняя навеянную бесконечным однообразием подземных нор одурь, и все встало на свои места: конечно же, вечер, двадцать часов сорок пять минут, время московское…
Дмитрий с сомнением посмотрел на люк. Вообще-то, пора было возвращаться, если он хотел заночевать в своей постели, а не в этой сырой подземной норе. Но…
Он представил себе, как завтра с утра спустится в катакомбы и будет вынужден заново проделать весь пройденный сегодня маршрут, чтобы добраться до этого вот люка и все-таки в него заглянуть. Хорошо, если люк откроет ему путь на новый, более глубокий уровень лабиринта. А если нет? Если нет, придется возвращаться и искать другую дорогу — снова, уже в который раз, а день будет потерян, и все из-за того, что он поленился сегодня задержаться под землей на лишние полчаса.
Петля, собственноручно согнутая Дмитрием из толстой стальной проволоки, вошла в отверстие на крышке. Зазор между крышкой и вмурованным в бетон кольцом был плотно забит слежавшейся, окаменевшей грязью, и, чтобы сдвинуть с места ржавый чугунный блин, Крестовскому пришлось поднатужиться. Наконец крышка уступила его усилиям, приподнялась, сдвинулась с характерным ржавым скрежетом и с глухим похоронным звоном упала на бетон, открыв круглый черный зев уходящего вертикально вниз колодца.
Посветив туда, Крестовский увидел кирпичные стенки с вбитыми в них ржавыми железными скобами. Половины скоб не хватало; внизу, на дне колодца, виднелись на две трети погребенные под слоем грязи остатки каких-то труб и вентилей — ржавые, разбитые, явно пришедшие в полную негодность много десятилетий назад.
На старые, заброшенные колодцы и трубы Дмитрий уже насмотрелся до тошноты. Некоторые из них действительно помогали ему проникнуть в новые коридоры, иные оказывались бесполезными. Это напоминало сюжет компьютерной игры, где герой движется через запутанную систему вентиляционных и канализационных труб, по дороге уничтожая населяющих эти трубы монстров, к известной только разработчикам игры цели. Разница между этим виртуальным героем и Дмитрием Крестовским заключалась в том, что внутри компьютерной игры можно заблудиться лишь на короткое время: путь там всегда один, и рано или поздно он выведет тебя, куда надо. Здесь же, в реальном лабиринте подземных коммуникаций десятимиллионного города, можно было блуждать годами, не приближаясь к цели, а, напротив, удаляясь от нее с каждым сделанным шагом…
Дмитрий аккуратно затоптал окурок и сверился с картой. Ничего нового он на своем самодельном плане не увидел. Как и прежде, он кружил по небольшому пятачку, который на поверхности был ограничен парой кварталов, снова и снова пересекая точку, помеченную на плане жирным крестом, — место, где Дмитрий Аполлонович зарыл свои сокровища. Возможно, он ходил в метре над кладом или в метре под ним; возможно, клад лежал прямо за стеной справа или слева от него. А возможно, его, этого клада, и вовсе никогда не было…
От этой мысли Дмитрий похолодел. Все, что он знал о своем предке, говорило в пользу такого предположения. Помимо всего прочего, он был еще и великий насмешник, шутник и мистификатор, и его шуточки далеко не всем казались безобидными, недаром же дуэли в его послужном списке насчитывались чуть ли не десятками. Этот тип запросто мог от нечего делать измыслить байку о каком-то золоте в расчете на то, что шифровка будет найдена еще при его жизни. Поиски несуществующего клада наверняка доставили бы ему огромное удовольствие, вот только что-то помешало осуществлению этого плана, и шутка растянулась на сто с лишним лет…
