— Что с моим джипом? — на ходу спросил Кочанов.
— Ребята вытащили, отволокли в автосервис, — сообщил водитель, для убедительности щелкнув пальцем по рации.
— И? — напирал старлей.
— Икота напала? — грубо вмешался куривший. — Деньги занесешь, починят. Ты лучше расскажи про выстрелы. И где твой табельный?
Вопросы были самыми неприятными, но ожидаемыми, и начальник конвоя к ним подготовился.
— Самсонов, падла, стрелял. Не хочет срок мотать за убийство.
— Теперь болтают, что Самсонов не убийца, а жертва правосудия, — заметил флегматичный опер из машины.
— Погоди, из чего он стрелял? Из твоего пистолета? — не унимался второй, который, был старшим.
— Да, выхватил, гад, пытался бежать.
— Как выхватил? Вы же его в наручниках перевозили?
— А ничего, что нас в реку столкнули? У меня двое с переломами, я с травмой — это вам по барабану? — разозлился Кочанов и почувствовал, как пульсирует кровь в зашитой брови.
— Нас все волнует, — заверил въедливый опер. — Как было дело?
— Сообщник у него имеется — буддийский монах. Бритый, босой, в рыжем балахоне.
— Монах в балахоне? — усомнился сидевший в машине и посочувствовал. — Крепко тебя приложило.
— Не верите? Тинджол его имя. В мотеле «Путник» с Самсоновым ночевал, но мы посчитали монаха безобидным, не стали трогать. А он нас догнал и столкнул в реку.
— Бегом догнал и босой пяткой вдарил? — съехидничал старший. — Прям, как в кино!
— На машине он был.
— На какой?
— Я не видел. Спросите у Ширко, он был за рулем.
— Спросим. В какой он палате? — оперативник сделал последнюю затяжку и придавил окурок ботинком.
— Мужики, мы время теряем. Надо в погоню. Моторка есть?
— Откуда, — флегматично отозвался водитель.
Кочанов склонился к нему, стал убеждать:
— Поехали по поселкам вдоль реки. Беглецы где-нибудь сойдут, а монах приметный.
— А ты шустрый, — окликнул его второй. — Сейчас к начальству поедем. Потеря ствола — не шутка! Тебе еще рапорт писать.
— Потом отпишусь. У меня свое начальство. Ну, мужики, погнали? — Кочанов пытался уговорить водителя.
Тот недовольно морщился:
— Самсонов и так в розыске. Найдется.
— А где оружие моих сержантов? — спохватился начальник конвоя.
— За их стволы не волнуйся, у нас в багажнике. В оружейку сдадим на хранение.
— Пойдем опросим сержантов, я одного, ты второго, — решил старший опер.
Кочанов болезненно сморщился, потрогал рану на голове:
— Башка трещит и шов кровоточит. Салфетки есть?
— В бардачке, — ответил водитель, вылезая из машины.
— Ребята, я посижу, отдохну? — Кочанов сел в полицейскую машину, не дожидаясь ответа.
Оперативники ушли в больницу.
Кочанов понимал, что службе его конец. Дважды упустил подконвойного, потерял табельное оружие — этого ему не простят. Замучают объяснительными, проверками, а потом уволят без выходного пособия. И это в лучшем случае, а то и статью припаяют. Оставался единственный шанс — сегодня же догнать и уничтожить беглеца, повинного в его несчастьях. Ведь победителей не судят, а если и судят, то снисходительно.
Старший лейтенант выпил последнюю таблетку амфетамина и пересел за руль. Ключ торчал в замке зажигания. Он завел машину и рванул с места.
Через несколько километров пути таблетка подействовала, он почувствовал новый прилив сил, легкость в теле и здоровую злость. Остановился, достал из багажника пистолет и автомат своих подчиненных, проверил патроны — все на месте. Оружие добавило уверенности.
Кочанов включил карту в телефоне, чтобы составить маршрут поисков, и в этот момент увидел входящий звонок. Он быстро ответил.
Звонил прокурор Чуприн. Чувствовалось, что он озабочен полученной информацией.
— Буддист Тинджол — это Анатолий Грачев. Много лет прожил в Тибете, чему там научился, неизвестно. Может, и боевым искусствам, — рассказывал прокурор.
— Против лома нет приема, а против пули и подавно, — бахвалился приободренный офицер.
— Но самое главное в другом. Он родной брат следователя Петелиной, — с нажимом в голосе произнес Чуприн.
— Которая засадила Самсонова? — припомнил Кочанов. — Это нужно использовать. Она должна быть на нашей стороне.
— Не совсем. Баба вбила себе в голову комплекс вины и хочет помочь беглецу.
— Дура что ли?
— Беременная.
— Еще хуже.
— Сейчас она тоже ищет Самсонова в ваших краях, поэтому надо ее опередить.
— Я готов. Как?
— Самсонов выложил в сеть новое обращение из мотеля.
— Заколебал, гаденыш!
— Вы изъяли у него телефон?
— Нет, — нехотя признался Кочанов и стал валить вину на подчиненных: — Мои дурни лопухнулись, не обыскали. Ну, я им устрою…
— И хорошо, — прервал его прокурор. — Сигнал телефона можно запеленговать. Я займусь этим вопросом и сообщу.
32
Быстрое течение реки и горная местность помогли беглецам в лодке скрыться с места происшествия. Но чем дальше, тем спокойнее текли воды реки Черной и чаще попадались жилые поселки, в которых могла ждать засада. Из деревянного мостка, вдававшегося в реку, Самсонов вытащил тонкий гвоздь и не сразу, но избавился от наручников, используя знания тюремного «университета».
Несколько раз беглецы причаливали к берегу, но выйти к людям не отваживались. Каждый раз приходили к выводу, что путь по реке безопаснее, ведь лодка дважды спасала их — это хороший знак, убеждал Тинджол.
Все это время на дне лодки лежал пистолет. Черная сталь лоснилась от брызг и притягивала взоры. Монаху не позволяла прикасаться к оружию вера, а Самсонов опасался, что, вооружившись, он потеряет ореол праведника в глазах сочувствующих, и пропаганда превратит его в особо опасного преступника.
— Не мы уронили, не нам поднимать, — изрек Тинджол в самом начале пути.
Добавить было нечего, и Самсонов постарался забыть об оружии.
В середине дня Игорь почувствовал голод, увидел, как птицы оклевывают рябину, и признался:
— Жрать хочется. А тебе?
Монах пожал плечами:
— Я умею не думать о еде.
— Религия помогает? Будешь меня в буддисты агитировать?
— А надо? — серьезно спросил монах.
— Чем твоя религия лучше других?
