– Все будет, – заверил. – Просто небольшая техническая пауза.
Потом набрал Веронику. На том конце отозвалось недовольно:
– Але.
– Канифоль нужна. Человек беспокоится.
– Никуда я не пойду, у меня больничный до четверга.
– Очень жаль. Канифоль нужна сегодня.
– Я же сказала! Я на больничном! – заверещала Вероника. Но Геннадий уже нажал отбой.
Подумал. Написал смс звонившему: «В четверг ок?» Прилетело тут же: «ОК».
С облегчением вернулся в кабинет.
– Извините.
Но опять заверещал телефон. Опять пришлось встать. На этот раз Геннадий сказал:
– Родственник в больнице. – И прибавил по ассоциации: – Камни. В почках.
Негодование сменилось сочувствием. Все покивали, поцокали, покачали головами. Геннадий опять вышел.
– Рудольф Валентинович! – изобразил радость.
– Здравствуйте, дорогой. Как поживаете?
И не дождавшись ответа, впрочем отнюдь не потому, что Рудольф Валентинович приветствовал на английский манер, пригласил:
– Ждем вас завтра в гости.
– С радостью, – поддал в голос энтузиазма Геннадий. – Может, в пятницу?
– Сил уже нет смотреть на пустую стену над диваном. Природа не терпит пустоты, как вы знаете, – говорил Рудольф Валентинович через улыбку. Пока еще.
– Но…
– Завтра подошло бы идеально.
– Ох, завтра, боюсь, может быть немного неудобно. Я подневольный человек. Не совсем понимаю, в какое время меня завтра, если можно так сказать, выпустят из бюрократических когтей. До четверга я плотно занят. А вы с Мариной Викторовной наверняка…
– Нам – очень даже удобно, – перебил уже без улыбки Рудольф Валентинович. – У Марины день рождения. И картина должна быть на месте. Послезавтра.
Последнее слово хлопнулось, как бетонная плита, и Рудольф Валентинович повесил трубку.
Геннадий недолго стыл в объятиях паники.
– Ну, – лениво отозвалась на звонок Вероника. – Я легла поспать.
Геннадий услышал зевок. Не исключено, что фальшивый. Вероника поразительно умела выдавать фальшивые физиологические реакции.
– Дорогая, у меня хорошие новости.
Он услышал, что молчание на том конце было немного недоверчивым, но совершенно бодрым.
– Ты поправилась. Прямо сегодня.
– Не-а. У меня больничный до четверга.
– Ты заберешь канифоль и картину! Сегодня!
Геннадий вернулся в зал, где проходило совещание. Он чувствовал, что уши его горят. Все тут же уставились на него – немолодые, помятые жизнью лица.
– Простите, семейное.
Геннадий отодвинул стул. Кругами пошло сочувствие:
– Ничего-ничего… Бывает. …Ох, почки такая штука… У меня свекор тоже был на диализе… Главное, пусть скорее поправляется – родственник ваш.
Геннадия так тронула их отзывчивость, что на миг он сам поверил в родственника с камнями в почках. И даже нервно прижал пальцами глаза, – последнее, впрочем, он сделал искренне. У Рудольфа Валентиновича в собственности было несколько московских рынков, особенности этого бизнеса наложили отпечаток и на характер, и на манеру вести себя в конфликтных ситуациях.
Геннадий не хотел узнать, как именно.
15
– Слушай, Даш.
Славик закрыл за собой дверь гримерки. Даша скомкала пропотевший купальник, запихала в пластиковый пакет. Следом отправилось трико.
– Ты зря на Майю наехала.
– Я наехала?
– С ней не так все плохо.
– Ну не знаю.
– Послушай.
– У нее нет прыжка.
– Нет, – не спорил Славик. – Но можно натаскать. Чтобы выбрасывала ноги в шпагат. Будет казаться, что есть… Небольшой, – справедливости ради добавил он.
– И колени сухие…
– Ну, колени можно подзакачать мышцами… Сгибать и разгибать с резинкой.
Даша хмыкнула.
Но спокойствие Славика было не так просто разбить.
– Ты зря. Дай мне… ну не знаю… Полгода? – прикинул он. – К концу сезона она будет выглядеть приличнее.
– Не будет.
– Я с ней уже немного поработал – я вижу прогресс. У нее нет данных, но башка варит. И она реально старается.
Даша пропустила вторую часть сообщения мимо ушей. Так как первая поразила ее:
– В каком смысле – поработал?
– Позанимался.
– Не поняла.
– Ну. Мы немного посмотрели… вместе… на ее проблемы… Даш! Она все сама понимает! И отец ее тоже… Понимает. Там много работы, но…
– Погоди, – уставилась на него Даша. – Ты давал ей уроки? Где? Здесь?
– У них дома. Они специально освободили комнату большую. Специально настелили там пол, как в классе. Зеркало повесили, палку. Они очень ответственно к этому относятся.
– Ты что – давал ей уроки? У нее дома? Ты?!
Он неправильно понял выражение ее озарившегося лица.
– Я же знаю, что ты – за серьезное отношение к работе. Я им сказал, что у тебя нет времени. Что ты очень устаешь в театре… Даша, они это понимают!.. Но что ты, в общем, за.
– Ты сказал им, что я – за?
– А что? Ты против?
Даша почувствовала мгновенную легкость. Ее лицо осветилось. Славик обрадовался:
– Фух. Ну хорошо. А то я немного боялся, что ты как-то неправильно это воспримешь.
Даша чуть не засмеялась. Но совсем не от того, что подумал Славик.
…Конечно! Теперь Даша видела логику в том, что раньше казалось провалом в собственной памяти. Яснее некуда. Обрадовалась Майя – обрадовался ее отец – питерской школе тут же сделали новый пол – и Лидия Николаевна тут же бросилась звонить Даше: спасибо, мол, спасибо, детям нравится.
Она улыбнулась. Славик просиял в ответ. Он был доволен собой: он молодец, да. Когда надо, он может ее защитить!
– Я хочу для тебя… – начал он.
«Значит, у всего остального тоже есть объяснение. Просто я его не знаю, не вижу», – размышляла она. Славик заметил пробежавшую тень, принялся убеждать:
– Даша, так – лучше. С такими людьми надо осторожнее. В этом уж ты мне просто поверь. Я здесь свой, а ты пока не совсем некоторые наши детали понимаешь.
– Да… Я не очень понимала… Но теперь начинаю понимать.
У всего есть простое и логичное объяснение! Даже если все тебя уверяют, что ты свихнулась. Даже если ты сама уже думаешь, что спятила.
