Гонг. Всё повторяется по кругу. «Рвать и метать» сегодня не работает.
…будет физически сильнее. Вот тогда твои эмоции не помогут….
Бл*дь.
Стучу себе по голове, выгоняя навязчивый голос, и тут же мне прилетает в лицо.
Падаю. Первый раз в жизни я падаю. Это нокдаун…
В недоумении часто моргаю и поднимаюсь. Тело немного ведёт вправо, но я быстро нахожу над ним контроль. Выпад, снова мимо. Закрываюсь, закрываюсь, до очередного гонга просто закрываюсь.
— Паша, соберись, — настойчивый голос Миллы перекрикивает стук собственного сердца, пока она клеит рану над глазом. Бровь рассечена, но кровь больше не туманит зрение.
— Техника, Паша, техника, — требовательный голос Джаннини врезается в голову.
Гонг.
Техника. Мне нужно собраться.
Снова удар соперника, снова кровь застилает правый глаз. Он бьёт с левой, постоянно. У меня хватает мозгов блокировать его ведущую руку, но и настигнуть его у меня не получается.
Следующий раунд, и противник вновь меня роняет. Для того чтобы подняться, требуется чуть больше четырёх секунд и четырёх тяжелых вздохов. Злость во мне закипает, придаёт силы для следующей атаки, но он, словно танцор, вальсирует по рингу, не давая возможности ответить на его точные выпады.
— Ты проигрываешь по очкам, — Джаннини говорит спокойно, но стальные нотки в голосе я всё-таки улавливаю. — Тебя спасёт только нокаут. Паша, дай мне нокаут! Пошёл!
Гонг.
Чёртов нокаут.
Блокируюсь от хука слева и джеба, наношу удар с правой, противник отпрыгивает. Я снова наступаю, попадаю по его рёбрам, но он будто и не замечает этого. Изворачиваюсь от его хука и тоже бью с левой. Кулак настигает его скулу, и я тут же бью ещё и правой. Но противник стоит. Он всё ещё стоит. Увеличивает расстояние между нами, я наступаю.
Гонг.
— Молодец, давай в том же духе. У тебя очень мало времени, — снова напутствия Люциано.
Милла взволнованно и в тоже время подавленно молчит.
Мокрая губка касается моего лба, холодные капли воды немного остужают голову. Но это не приносит облегчения. Лицо болит, будто по нему прошлись молотком. Чувствую, как оно опухает, всё чувствую. Боль чувствую. Но я не хочу её чувствовать и отключить тоже не могу… Я обещал…
Никаких переключателей.
Гонг.
Прощупываю соперника, загоняю его в угол и колочу что есть силы, куда придется. Грязный бой. Рефери разводит нас в стороны, делает отмашку, и мы снова сплетаемся в клубок.
Гонг.
— Паш, посмотри на меня, — Милла пытается привлечь моё внимание. Люциано машет полотенцем возле лица, но мне все равно не хватает воздуха. Дыхание рваное, а тело держится на честном слове. Десять раундов позади. — ПАША!
Перевожу свой затуманенный взор на девушку.
— Не держи беса, Паш, — шепчет одними губами, — просто побеждай.
Я хочу сказать, что не могу. Что я обещал использовать только технику, и, вероятно, всё это написано на моём лице, потому что во взгляде Миллы улавливаю разочарование. Или мне просто так кажется? Может, я хочу видеть в ней разочарование? Потому что я сам, бл*дь, в себе разочарован.
Щелк.
Гонг.
Всё снова смешалось. Страх, воля к победе, контроль над собственным телом и контроль над эмоциями. Я словно в центрифуге. Меня крутит, меня ломает, и я теряю связь с этим миром.
Соперник бьёт сильно, точно, но боли я больше не чувствую. Контроль потерян… «Рвать и метать» снова заработало. Но сегодня это не поможет.
Кулаки летят в меня словно гранаты, я даже не закрываюсь, рвусь напролом как танк — бесполезно. Противник непрошибаем.
В конце двенадцатого раунда у меня появляется шанс его вырубить, секундная брешь в защите, короткий миг, когда он отводит руку для удара, и я использую этот шанс. Бью. Трачу последние силы на этот удар, и противник падает. Его тело ударяется о пол вместе с последним гонгом.
Взрыв оваций за спиной слышу как-то отдаленно, словно из-под толщи воды. Ноги не слушаются, адреналин отпускает, и я готов свалиться рядом с соперником. Наваливаюсь на канаты в противоположном углу от своих секундантов. Смотрю на лежащего противника и рефери, который поочередно разгибает пальцы, ведя десяти секундный отсчёт. Милла словно не дышит и тоже смотрит на эту картину.
«Не вставай», — молюсь я всем богам.
Но я не верю в Бога, а Бог, вероятней всего, не верит в меня.
Соперник встаёт. Бой закончен, и я знаю, что проиграл.
Судьи недолго совещаются, а потом выносят приговор. Не моя рука взмывает вверх, и не моё имя приветствуют собравшиеся зрители. Они скандируют имя нового чемпиона.
Это конец.
Конец моей карьере…
Пять минут позорных рукопожатий, пять минут поздравлений победителя — длятся целую вечность. Но когда, наконец, оказываюсь в раздевалке, в тишине, это не приносит облегчения. Я по-прежнему не могу дышать.
Милла, словно безмолвная тень, входит следом. Джаннини уже успел выразить свою скорбь, а Иваныч не сказал мне ни слова. Ни мата, ни брани — ничего. И эта угнетающая тишина давит на уши.
С*ка! А чего я хотел? Тренер давно предупреждал… И не первый раз указывает на дверь. Вот только теперь он не указывает, я для него пустое место, и даже Джаннини не поможет. Я сам во всем виноват.
Недожал, недовоевал, не смог… Но сейчас уже поздно…
Бл*дь, слишком поздно.
Пинок по скамье. Кулак в стену.
— Паш, — Милла подскакивает ко мне сзади. Её руки ложатся на мои ещё напряжённые плечи. — Всё, всё, всё, — тихий успокаивающий шепот. — Ты сделал всё, что мог…
— Нет, не всё, — вырываюсь из её захвата. Отхожу на приличное расстояние и не встречаюсь с её взглядом. Сейчас она начнет жалеть меня, я чувствую это в её поддельно спокойном тоне. А я, бл*дь, не хочу видеть и слышать её жалость ко мне. Моя судьба — бокс — сегодня рухнула с небес, и только я в этом виноват, и, бл*дь, не надо меня жалеть.
— Паш, послушай, — вторая попытка меня вразумить. Милла снова приближается. — Это не конец. Ты ещё можешь бороться за свою мечту.
С моих губ слетает нервный смешок. Бороться за мечту? Бороться? Мой бой окончен. Я устал бороться!
Рывками сдергиваю бинты с рук, разглядываю свои пальцы, пока сжимаю и разжимаю их. Всё что угодно, лишь бы не смотреть ей в глаза.
— Прекрати так себя вести, — Милла повышает голос. — Это не конец света. Никто не умер.
— Нет, умер, — я тоже повышаю голос и всё-таки смотрю на девушку, — сегодня я, как боксёр, умер.
О, лучше бы я на неё не смотрел. От моих слов её глаза вмиг наполняются слезами. И эта грёбаная жалость…
