– Побольше бы солдат вроде Китинга, – утомленно обронил он. – Мне их с места не сдвинуть. У нас было совещание после обеда, и я убеждал их, что с полками, которые имеются здесь, в их распоряжении, мы бы могли взять Реюньон голыми руками, «Рэйсонейбл» бы можно было использовать, как войсковой транспорт. Сен-Поль стоит открытый, от батарей не осталось камня на камне. Они соглашались и жаловались, и стонали, что не могут сдвинуться ни на шаг без приказа из Конногвардейских казарм, ибо решено, что необходимые нам силы могут быть присланы лишь из Мадраса, возможно, со следующим муссоном, если найдутся транспорты, если нет – то со следующим за ним. «К следующему муссону, – сказал я им, – Реюньон ощетинится орудиями, в то время как сейчас там всего несколько пушчонок, которые обслуживают люди, вовсе не рвущиеся в бой. А к следующему муссону дух их оживет, и к тому же они получат подкрепление с Маврикия.» «Истинная правда, – заявили эти армейцы, качая головами, – но, боимся, нам придется придерживаться плана, разработанного штабом, и не желает ли коммодор Обри поохотиться на бородавочников в следующую субботу?» И, вдобавок, бриг оказывается не пакетботом, а купцом с Азор, значит – никаких писем. Мы будто на обратной стороне Луны!
– Да, весьма тяжко, – отозвался Стивен. – А что бы ты сказал о толике ячменного отвара, с лимоном? А потом о купании? Мы могли бы взять лодку и отправиться на остров, где живут тюлени.
Стивен приложил все усилия, чтоб освежить и, главное, успокоить Джека. Он предложил оставить в покое армейцев с их флегматичной тупостью – было бы безумием верить в возможность сдвинуть их с места после бесславного конца самостоятельной экспедиции в Буэнос-Айрес, предпринятой с этой самой Капской станции несколько лет назад, и задуматься об изменении ощущения времени в периоды бурной активности. Скажем, эти занятые недели по их наполнению несравнимы с их астрономической, или, можно сказать, абсолютной продолжительностью. Но, при всем понимании их важности, это были лишь несколько недель, и было бы неразумно ждать чего-то важного после возвращения к Мысу Доброй надежды, хотя сейчас в любой день можно ожидать корабля, под завязку груженого почтой.
– Надеюсь, ты прав, Стивен, – ответил Джек, балансируя на планшире и почесывая длинный синий шрам на спине. – эти несколько дней Софи у меня из головы не идет, и дети тоже. Она мне снилась прошлую ночь, бессвязный, тяжелый сон. И так давно от нее ничего не слышно.
После продолжительной паузы он заметил:
– Но я ведь привез и кое-какие добрые вести. Адмирал уверен, что ему удастся включить в эскадру «Ифигению» и «Мэджисьен» в течение нескольких недель, у него есть новости с Суматры. Жаль, что они идут с востока – и ничегошеньки не принесут из дома. Да, и старый «Леопард», хотя от этого сокровища избави Бог – гвозди проваливаются насквозь, ему место на корабельном кладбище.
– Пакетбот будет в течение одного-двух дней, принеся список планируемых расходов, перечень счетов и перечисление обычных домашних катастроф: свинка, ветрянка, текущие краны. Мой пророческий дар прозревает это за горизонтом!
Дни проходили, «Боадицею» разгрузили и вытащили на берег при помощи канатов, закрепленных за швартовые тумбы, ее заросшее дно было очищено. Джек установил на свой телескоп новый балансир, который отлично работал... на берегу. Стивен увидел, наконец, своих львов – целый прайд. И затем, хотя с горизонтом вышла ошибка, пророческий дар показал себя – пришли новости, но не новости из дома, с запада. Летящий на всех парусах «Уосп» ушел в океан и вернулся на Мыс сообщить, что французы захватили еще три корабля Ост-Индской Компании, военный шлюп «Виктор», и мощный португальский фрегат «Минерва».
«Венус» и «Манш», которые уже были в море, когда эскадра проходила в виду Порт-Луи, захватили «Виндэм», «Юнайтед Кингдом» и «Чарльтон» – компанейские корабли огромной ценности. «Беллона», проскользнувшая сквозь блокаду в темноте, захватила восемнадцатипушечный «Виктор», а затем ее призом стала «Минерва», пятьдесят две пушки которой не помогли ей против ярости французской атаки. «Португалка», теперь «Ля Минерв», в настоящее время стояла в Порт-Луи, имея на борту команду из моряков с «Канонира» и дезертиров, а что до «компанейцев» и «Венуса» с «Манш», то они, возможно тоже, но точных сведений о них «Уосп» не имел.
И вот, еще до начала нового прилива, Джек вышел в море, оставив на берегу армейцев, бородавочников, и даже свой телескоп. Он перенес вымпел на «Боадицею», ибо приближался сезон ураганов, с которыми «Рэйсонейблу» было лучше не встречаться. Снова вел он свой фрегат сквозь переменные, и, часто, противные ветра, пока не достиг устойчивого юго-восточного пассата. С ним он летел, делая по двести пятьдесят и даже триста миль от одной полуденной обсервации до другой, леера подветренного борта нависали над белой водой, а палуба своим уклоном напоминала крышу Эшгроу-коттедж. Только при таком ходе оставалась призрачная надежда поймать французов и их призы до того, как они достигнут Маврикия.
На второе воскресенье после выхода, в оборудованной на палубе церкви Джек читал Устав громким, официальным, грозным голосом, при этом проповедник и паства изо всех сил старались сохранять вертикальное положение, ибо Джек запретил убавлять паруса. Он как раз дошел до двадцать девятой статьи, сулящей смерть через повешенье за содомию (которая всегда заставляла Пятнистого Дика и его товарищей-гардемаринов натужно краснеть от сдерживаемого хихиканья), когда в пределах видимости возникли два корабля. Они были еще довольно далеко, и, не прерывая службы (хотя каждый на палубе косился в сторону маячивших на горизонте мачт), Джек приказал склониться так, чтоб перехватить у незнакомцев ветер. Но он только дошел до «остальных незначительных проступков», задолго до приказа приготовиться к бою, когда ближнее судно показало секретный опознавательный сигнал, и, в ответ на поднятые «Боадицеей», продемонстрировало свои позывные. Это была «Мэджисьен», сопровождаемая «Виндэмом».
Капитан Кертис, поднявшись на борт «Боадицеи» рассказал, что отбил «компанейца» у восточного побережья Маврикия. «Виндэм» разлучился со своим захватчиком, фрегатом «Венус», во время сильнейшего шквала на семнадцатом градусе южной широты, «Мэджисьен» сцапала его после небольшой погони, а затем весь день шла к ветру в надежде найти и сам французский фрегат. На закате Кертис увидел его, выглядел тот, как ощипанная ворона, стеньг он лишился, на мачтах уцелело лишь несколько клочков парусины, и он ковылял к берегу под стакселями. Но, к сожалению, из-за дующего точно в нос «Мэджсисьен» берегового бриза и близости входа в Гран-Порт, встреча кораблей могла произойти лишь непосредственно в зоне действия пушек Иль Де Ла Пасс, у входа в бухту.
– На следующее утро, сэр, когда я мог войти в гавань, – говорил возбужденно Кертис, тот был уже на полпути к дальнему берегу, и с моими припасами, а у меня только по одиннадцать ядер на орудие, и с «компанейцем» в таком состоянии под моей опекой, я не счел правильным преследовать француза.
– Конечно, нет, – ответил Джек, думая о длинной бухте, охраняемой сильно укрепленным островом Иль Де Ла Пасс, батареями на каждой стороне и в начале бухты, и, особенно, коварным ветреным фарватером, окаймленным рифами. В Королевском Флоте его звали порт Саут-Ист, и он располагался напротив Порт-Луи на северо-западе. Джек хорошо знал эти места.
