– Ты не понимаешь… Я хочу, чтобы мы начали все сначала, Лия. Пожалуйста, прошу тебя, Эмили, – Демидов обхватывает мои ладони своими, резко притягивает к себе и упирается в костяшки моих пальцев ледяными губами. Поднимет свой взгляд на меня – дикий, одержимый, бесноватый. Меня бросает в жар и холод, слегка сотрясает от брезгливости, а очередная волна алкогольного выхлопа возвращает в кошмарное детство, прямиком под кровать, где прячется маленькая Эмилия, горько плачет, захлебываясь солеными слезами. Затыкает уши, потому что об этом в сердцах просит мама, предостерегая меня и Вику от отцовского сквернословия. Она не хотела, чтобы мы слышали матерные слова из уст папы и его пьяные обещания о том, что если мы ещё раз будем мешать его запоям и пилить мозг, то он нас всех отравит ядом. И такое бывало.
– Как ты ушла, все у меня по пи**е пошло в жизни, детка. С того дня, как отказал тебе в помощи, я словно проклят. А ведь мог помочь тебе, Лия, мог. Были сбережения. Я зажал их, планировал на них открыть клуб в Европе, копил. А для любимой женщины пожалел. Сейчас и этих денег нет, а я в полной заднице, Лия… – с ужасом и тяжелым дыханием, слушаю исповедь Леши. Не удивлена тому, что у него были деньги, но какое это сейчас имеет значение? Я сама справилась, сама понесла за себя ответственность. Я не была ЗА мужчиной, за этим мужчиной и, слава Богу, не вышла за него замуж. Как с таким человеком жизнь связать можно? Муж – это опора, сильное плечо рядом, а с человеком, который ещё сам себя не нашел и вечно впадает в зависимости, гармоничной семьи не получится.
– Леш, я знаю, как помочь тебе. Только скажи честно: это только алкоголь? Или уже снова наркотики? Ты хочешь избавиться от этого раз и навсегда? Я помогу тебе, знаю контакты тех, кто поможет, – я намеренно не произношу слово «клиника», чтобы не вызвать в нем протест и агрессию. – А черная полоса в жизни никак с отказом помочь мне не связана, поверь. Не проклят ты, ну что за глупости, – пытаюсь от чистого сердца ободрить я. – Прошу тебя, не убегай от реальности, Леш. От жизни.
– Какой жизни, Лия?! Какой? Я с самого детства другой, чужой, понимаешь? Много ли ты знаешь людей, рожденных, как я? Думаешь, отец мне сразу все рассказал, о том, какой я и как появился на свет? Думаешь, я не узнал об этом из прессы? Думаешь, я не видел немой укор в глазах его друзей и знакомых, которые знали правду? Зачем он вообще воспользовался услугами суррогатной матери, если ему не нужен был ребенок? С самого рождения я был один, один против всех. И видел то, чего не должен был видеть, Лия. Он со своим чертовым любовником… – его голос срывается, в глазах отражается полное неприятие, даже отвращение своего прошлого. – Во всем виноват отец! Абсолютно во всем! И в моем дурном характере, и в моих зависимостях, и в том, что имею сейчас… – узнаю слова отца и психологию жертвы, но знаю, что Леша сейчас не нуждается в моем мнении «диванного» психоаналитика. Просто жаль его, по-настоящему жаль. Знаю, что ему может помочь только иной взгляд на вещи, на уроки, которая дает ему жизнь и откровенный разговор с Сергеем Львовичем, где они должны, наконец, простить друг друга и принять такими, какие они есть. Ситуация Демидовых сложная, можно сказать – уникальная. Но я уверена, что там, за стеной обиды, горечи и перекладывания ответственности на другого человека, есть яркий свет, спокойствие, много новых возможностей и настоящее счастье. Не зря же, многие звезды, поборовшие зависимость и поднявшиеся с самого дна, потом говорят в интервью «я будто стал другим человеком».
На самом деле, мы не становимся другими. Но мы взрослеем, и я совершенно точно знаю, что мой папа и вся та ситуация, которую я изо дня в день проживала в детстве, закалила мой характер и сделала меня такой, какая я есть – самодостаточной, цельной личностью. Она сделала меня уверенной в себе Эмилией Гордеевой, которая, несмотря ни на что, всегда будет стремиться и лететь к своим «мечтам», без страха упасть и разбиться.
– Как отказал тебе, все ещё хуже стало. Лия, родная моя…
– Леш, хватит…
– Пожалуйста, позволь нам начать все сначала. А мне сделать тебя счастливой. Мне цель нужна, Лия. Цель в жизни, долбаный смысл…
– Цель жизни в самой жизни, Леш. Нужно уметь наслаждаться даже самым бесцельным путешествием. Дорогу осилит идущий. Знаешь такое выражение? Ты только иди…иди вперед, Леша. И ты обязательно найдешь свое счастье. Только с собой разберись, умоляю…
– Мне не нужны твои проповеди! Это все просто слова, просто мишура, ты заговариваешь мне зубы! Я тебе противен, да? Из-за того, что я не такой, как все…ты считаешь меня не достойным тебя, именно поэтому? – истерично нашептывает Демидов, до боли сжимая мои кулаки в своих.
– Ты нормальный. Нормальный, Леш. Ты особенный. Как и каждый на этом свете. Ты не хуже и не лучше других. Ты – это ты, – не знаю, почему именно эти слова мне приходят в голову.
Продолжение успокоительных фраз так и не срывается с моих губ, потому что к этому моменту мы с Лешей выходим из такси, и он порывисто прижимает меня к ближайшему фонарному столбу. Сжимает меня в тисках, фактически душит, припадая своим ртом к моему…срывает дикий и отвратительный мне поцелуй из-за запаха алкоголя. Я так устала, что даже не могу сопротивляться. Пытаюсь оттолкнуть его, упираюсь ладонями в грудь и с силой отстраняю от себя, но толку мало, до тех пор, пока Демидов сам не отлипает от меня, поднимая на мое лицо свой виноватый взгляд. Не теряя времени, я отвешиваю ему пощечину. Не самую сильную, Батлеру доставалась гораздо больнее. Просто мне хочется поставить своим действием жирную точку, и объяснить Демидову, что он больше не смеет вторгаться в мое личное пространство.
– Ты действительно больше ничего ко мне не чувствуешь…только жалость. Я чувствую это, Лия, – его лицо искажает скорбная гримаса. Но ровно через секунду, Леша вдруг берет себя в руки: часто моргая, он сжимает свои кулаки и расправляет плечи, тяжело выдыхая. Его взгляд, наконец, обретает некую адекватность, которая вселяет в меня веру в лучшее.
– Пойдем к тебе домой. Я заберу вещи.
Мы поднимаемся в квартиру Демидова. Удивительно, насколько чужой она ощущается сейчас, спустя такое короткое время, разделяющее мою жизнь на «до» и «после». Я собираю все в два картонных пакета, пока Леша заваривает чай на кухне, протрезвев окончательно. Собрав свою одежду и косметику, я опускаюсь на кремовый диван в гостиной, наблюдая за тем, как Демидов несет мне кружку чая и мой любимый шоколад с марципаном, который всегда хранился в его холодильнике в неограниченных количествах. Для меня.
– Ты же не откажешься от чая с марципаном, Эмили? – уже более нейтральным и сдержанным тоном, интересуется Леша.
– Села же уже. Конечно, нет. Знаешь, чем меня соблазнить, – добавляю, с легкой усмешкой. Демидов включает электрический камин и мой взор автоматически тонет в языках магнетического пламени.
– Знаешь, Лия… – как только я отправляю в рот первую дольку шоколадки, Леша вдруг снова берет меня за руку и обращает мое внимание на себя, глядя прямо в глаза. – Ты – лучшее, что было в моей жизни. Пока. И ты очень сильная. Я понимаю, что слишком слаб для тебя… – Демидов отводит взгляд на мгновение, и я вижу, насколько тяжело ему даются эти слова. – Я ненавижу его. Честно, Лия. Но если он потеряет тебя, он будет полным идиотом.
