Э.С.: И в тот вечер не было ничего необычного? Ничего такого, что привлекло ваше внимание?
П.М.: (Не дает ей ответить.) Инспектор, какие основания имеются у вас, чтобы привязать Надин к этому преступлению?
Р.Г.: Вчера случайная прохожая обнаружила розовый портфель недалеко от того места, где было найдено тело Саши. Достоверно установлено, что это ее портфель, и на нем следы ее крови.
П.М.: Это ничего не доказывает.
Р.Г.: Боюсь, в крови есть также отпечатки пальцев. Которые, как мы считаем, могут принадлежать Надин.
Д.Э.: Но это же невозможно…
П.М.: Вы сказали, «могут» принадлежать Надин. Совпадение есть или его нет?
Р.Г.: Отпечатки частичные. Совпадающие с отпечатками пальцев Надин.
П.М.: Сколько точек совпадения?
Р.Г.: На одном – пять, на другом – четыре.
П.М.: Инспектор, вам не хуже меня известно, что в суде это не пройдет. Вам нужно нечто гораздо более значительное, чтобы прокуратура отнеслась к вам серьезно. А пока что мне нужно обсудить эти новые улики со своим клиентом. Не сомневаюсь, представитель опеки согласится, что это совершенно разумное требование.
Э.С.: Допрос прерван в 10:53.
* * *
Только что началась большая перемена, поэтому директриса приглашает полицейских к себе в кабинет, чтобы не толкаться в переполненной учительской. Ее кабинет находится в дальнем конце здания. Из окна Гислингхэм видит поле, а вдалеке за ним – цепочку деревьев. Именно там, как ему прекрасно известно, было обнаружено тело Саши. Ему хочется надеяться, что ученики не пришли к такому же выводу.
Куратор класса – мужчина по имени Деннис Вудли. У него золотисто-соломенная бородка, прямой искренний взгляд и крепкое рукопожатие, требующее обе руки. Гислингхэм мысленно определяет его как врожденного христианина еще до того, как тот отпускает его руку. Второй учитель – маленькая затравленная женщина, у которой такой вид, будто она постоянно куда-то опаздывает.
Вудли устраивает целое представление, «оказывая гостям честь» и угощая их кофе, не допуская до этого свою коллегу. На стене плакат, провозглашающий ценности школы: коллективизм, многообразие, доброта и равенство; похоже, Вудли нацелен на аншлаг. Гислингхэм соглашается, Куинн отказывается, и наконец все садятся за столик.
– Итак, джентльмены, – говорит Вудли, демонстрируя широкую улыбку, – чем мы можем вам помочь?
* * *
Констебль в форме выводит Надин и двух женщин из комнаты для допросов, однако Сомер по-прежнему сидит за столом.
– В чем дело? – спрашивает Галлахер, собирая бумаги. – Вам не дает покоя какая-то мысль. Выкладывайте.
– Меня задели слова Дианы Эпплфорд, – хмурится Сомер. – Насчет того вечера.
Галлахер отрывается от того, чем занималась, – она уже успела понять, что к интуиции Эрики следует прислушаться.
– Вот как?
– Она очень быстро спохватилась, но было какое-то мгновение, когда она что-то вспомнила, и сразу же сообразила, что нам лучше этого не знать.
Галлахер задумывается.
– Ну, вы общались с ней гораздо больше, чем я. Так что тут вам виднее.
– Но я едва ли могу спросить у нее напрямую, ведь так? Она уже замкнулась – и больше ничего не скажет.
– Однако, как я понимаю, вы довольно неплохо знаете Фейт. Если в тот вечер было что-то странное, она должна знать. Почему бы не спросить у нее?
Сомер морщится.
– Даже не знаю. Когда мы виделись в последний раз, она была в таком состоянии… мне бы не хотелось беспокоить ее…
– Тогда попросите ее подругу. Кажется, Джесс? Может быть, у нее получится.
* * *
Адам Фаули
10 апреля 2018 года
12:18
– Ну, если хотите знать мое мнение, вот вам и мотив как на ладони.
Это Куинн, как обычно, хорохорится. К счастью для него, Сомер здесь нет, так как я сомневаюсь, что она спустила бы ему такое. Однако Эрика сейчас где-то в другом месте.
– Насколько я понимаю, то, что рассказал нам Вудли, это подтверждает – у Надин был мотив убить Сашу. А если добавить ее отпечатки на портфеле…
– Мы не можем утверждать, что это ее отпечатки, – возражает Эверетт. – Они лишь частичные.
– А чьи еще они могут быть, твою мать?
Атмосфера накаляется, и Галлахер вмешивается, чтобы всех успокоить.
– Хорошо, констебль Куинн, мы выслушали вашу точку зрения. Сержант, вы что скажете?
Гислингхэм поднимает голову.
– Ну, по-моему, очевидно, что Надин отчаянно хотелось примкнуть к шайке Патси. Вудли сказал, что она добивалась этого с самого своего появления в школе. Хотя, наверное, бедняге было несладко: оказаться в новой школе, где у всех уже есть друзья…
– Но Надин определенно хотела попасть именно в группу Патси?
Гислингхэм кивает.
– Судя по всему, классные девочки. «ГУБЫ». Все хотели быть в их компании.
– Но теперь этого никто не хочет, – бормочет Бакстер, однако поскольку он, как и я, стоит сзади, слышу его я один.
– И они ее отвергли?
Гислингхэм угрюмо кивает.
– Хуже того. Судя по всему, они начали над ней издеваться. Насмехаться над ее волосами, полнотой и тому подобным. Хотя по большей части это делали остальные трое – похоже, Саша старалась держаться в стороне.
– И учителя это терпели?
– По словам Вудли, всякий раз, когда Надин прижимали, она заявляла, будто ничего не произошло. А у девиц хватало ума следить за тем, чтобы их не поймали.
– Тут нет ничего странного, – мрачно замечает Эверетт.
Галлахер поворачивается к Гоу.
– А вы что думаете, Брайан?
Психолог смеется.
– О мозгах подростков? На этот счет я могу распространяться до бесконечности. Послушайте, любой родитель подтвердит вам: их мозги работают не так, как у нас. Надин Эпплфорд пребывала в постоянном стрессе, причем не имела умственных способностей осмыслить происходящее и житейской мудрости, чтобы не обращать на это внимания. Все это давление сверстников насчет внешности, мальчиков и определения понятия «успех», вдобавок полное отсутствие какой-либо поддержки в школе и дома. На протяжении последних нескольких месяцев вся ее жизнь перевернулась.
Эверетт чувствует себя неловко.
– Фейт не хотела никому доставлять неудобств…
– Согласен, – Гоу кивает. – Но тем не менее доставила. Надин вынуждена была терпеть брата, ставшего сестрой, ей пришлось переехать в новый дом, перейти в другую школу; мать, что вполне понятно, не могла уделять ей должного внимания. И то, что ее отвергла компания Патси, причем с таким презрением, так демонстративно, вполне могло стать последней каплей.
