– А где же он тогда?
Бабушка снова пожала плечами.
– Он мне больше не звонил. Его телефон не отвечал. Его знакомые в городе тоже не знали, куда он подевался. Кто-то говорил, что он уехал в Америку, а кто-то был уверен, что в Австралию.
Бабушка замолчала, пригладила волосы, подергала себя за пальму.
– Так вот почему ты так любишь звезды и телескопы, – с сочувствием произнес Никита.
– Что?
Бабушка остановилась.
– Я, – начала она строго, потрясая перед Никитой пальцем, – всегда любила звезды и телескопы, сама по себе! Эн тут ни при чем. Он появился гораздо позже. Я полюбила звезды раньше, чем научилась читать. В первом классе я уже знала, что хочу быть астрономом!
– Понятно, понятно, – торопливо заверил ее Никита. – Все хорошо, успокойся.
Бабушка фыркнула, повертелась на месте, нервно похлопывая ладонью по термосу.
– Ты очень умная, ты полюбила звезды раньше, чем научилась читать, – успокаивающим тоном проговорил Никита.
В елях снова кто-то крикнул. Бабушка громко вздохнула, открутила крышку термоса, налила в нее крепкий чай, отхлебнула и только потом сказала:
– Никита, мы заблудились.
Сперва Никита решил, что бояться нечего, – они просто вернутся в Луково по той же дороге, по которой шли. Они повернули назад, долго шагали по петляющей в лощине тропе и, когда сумерки опустились на лес, признали, что Луково куда-то делось. Но как, ради всего святого, оно могло куда-то деться? Бабушка пришла к выводу, что в лощине тропа разветвлялась, и они сами не заметили, как свернули раз, потом свернули другой, свернули третий – и вот, пожалуйста, вернуться в Луково теперь невозможно. Никита сказал, что не согласен – тропа совершенно точно не разветвлялась, но куда пропало Луково, он тоже не знает, и поэтому он предлагает съесть бутерброды. Бабушка ответила, что пусть он ест их один, а у нее совсем нет аппетита, потому что она старая и редко испытывает голод.
– Ты не старая, – возразил Никита, протягивая бабушке бутерброд. – Ешь.
Съев бутерброды, они пошли дальше, забираясь все глубже в ельник. Чернота обступала их, и только бледная тропинка под ногами и сереющее над головой небо спорили с этой чернотой. Хорошо, что летом ночи короткие и светлые. И хорошо, что они такие теплые.
– Никита, прости, это было чудовищно глупо, – сказала бабушка. – Мало того что я тебя потащила бог знает куда на ночь глядя, так еще и заблудилась.
– Бабушка, – укоризненно покачал головой Никита, – это же я хотел море найти. Ты-то здесь при чем?
Бабушка промолчала.
– У тебя телефон есть? – спросил Никита.
– Дома забыла, – пробурчала бабушка.
* * *
Они кричали «помогите!», «люди!», «эй, кто-нибудь!», пока не охрипли. Никто не откликнулся. Никита плюхнулся на землю и сказал, что не сделает больше ни шагу. Бабушка ответила, что отдохнуть минут пять не помешает, и плюхнулась рядом. Они откинулись назад, вытянулись, глядя в небо, и умолкли. Над ними протянулся Млечный Путь, рассыпая в стороны звезды.
– Я придумал, как найти Эн, – сказал Никита спустя какое-то время. – Надо разослать письма в горные обсерватории по всему миру и попросить астрономов повернуть свои телескопы вниз. Они осмотрят всю земную поверхность и найдут твоего друга.
Бабушка не ответила, и Никита решил, что она спит. Приподнявшись на локте, он заглянул ей в лицо. Бабушка лежала с открытыми глазами, но, увидев над собой Никиту, сразу зажмурилась.
– Ты что? – рассмеялся Никита.
Она обхватила его руками, притянула к себе, покачала.
– Спасибо, – услышал он ее шепот.
Никита прижался к ней – щеки у нее были мокрые.
Они наломали еловых веток, постелили их на траву и улеглись. Ветки пружинили и кололись. Бабушка убедила Никиту потерпеть, потому что без елового лапника на сырой траве спать будет холодно. Она предложила, чтобы Никита лег на нее сверху, если лежать на колючках станет невыносимо. Никита отказался – он слишком тяжелый. Он лежал, прижавшись к бабушкиному боку, и вспоминал свою кровать. Матрас, одеяло, подушку. Под подушкой лежит Орион.
– Бабушка, ты извини, но Король Ориона мне отдал, – прошептал Никита. – Он теперь у меня.
– Ясно, – прошептала бабушка в ответ. – Он красивый, Орион этот.
– Ага. Давай мы как будто охотники, ночуем в лесу…
– Давай.
Понедельник. Никита и бабушка рискуют и спасаются
Никита проснулся на рассвете. Солнце еще не взошло, ели безмолвно стояли в холодном белесом воздухе. Никита сел, чувствуя себя промерзшим до костей. Поглядел на бабушку. Она лежала с закрытыми глазами, синеватая и неподвижная. Так и есть, заледенела.
– Бабушка! – сипло позвал ее Никита. – Бабушка! – крикнул он, тряся ее за плечи.
Бабушка открыла глаза, с недоумением уставилась на Никиту. Морщась, повертела головой. Остановила взгляд на верхушках елей.
– Бабушка, вставай! – потребовал Никита. – Ты замерзнешь насмерть!
Она, тихо охнув, села и потерла шею. Никита, убедившись, что она вполне жива, выпустил ее и прижал руки к своему животу.
– Есть хочу.
Бабушка посмотрела на него, откинула со лба седую прядь, зевнула и с решительным видом поднялась на ноги.
– Идем дальше.
* * *
– У меня все болит.
– У меня тоже. Хотя нет, не все. Нос не болит.
– А у меня палец не болит. Вот этот.
– А все остальные болят?
– Болят. Когда мы домой попадем?
– Сегодня.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Есть хочу.
– Я тоже.
– Я очень есть хочу.
– Я тоже – очень.
– Ты…
– Погоди.
Бабушка подняла руку, призывая Никиту к молчанию, и замерла. Как дикий лесной зверь, она зорко оглядывала деревья, камни, траву и настороженно поводила носом.
