Когда таким образом вся тревога разъяснилась и все успокоились, государь сказал мне: «Ты видишь, что я не теряю голову», на что я ответил, что уже не раз имел случай это видеть на деле.
Так доехали мы к 10 часам утра до Павло, где находилась Главная квартира наследника цесаревича. Там нашли мы полное спокойствие. Однако ж и оно ни на чем не было основано; от Криденера все-таки не было никаких известий. Около полудня, пока разбивались палатки и подтягивались обозы, мы были приглашены завтракать к наследнику цесаревичу. Жар был невыносимый; мы все были в мрачном расположении духа.
Среди завтрака приносят наконец телеграмму от барона Криденера: «Никополь у ног вашего величества. Упорный бой продолжался вчера с 4 часов утра до ночи; сегодня же на рассвете город сдался, с двумя пашами, шестью тысячами гарнизона, множеством пушек и запасов». Можно представить себе, какой был взрыв «ура!»; переход от отчаянного положения к блестящей победе был так быстр, так резок, как бывает только на сцене. Государь был в восторге; полетели всюду телеграммы; в лагере тоже раздались крики «ура!».
Вечером же приехал от генерал-майора Криденера со словесным донесением находившийся при его корпусе генерал-майор Свиты Илларион Николаевич Толстой. Он был так взволнован и нервен, что жаль было на него смотреть, когда он пытался рассказать подробности вчерашнего боя и нынешней сдачи города. С Толстым прислан был и один из взятых пашей.
5 июля. Вторник. Павло. В 10 часов утра государь поехал в лагерь 1-й пехотной дивизии, перед которой на высоком холме разбит шатер походной церкви. Кругом шатра на скатах холма расставлены все расположенные у Павло войска, и отслужено как молебствие по случаю Дня Святого Сергия, так и благодарственное за победу при Никополе. Затем был завтрак у наследника цесаревича. Перед завтраком привели пленного турецкого пашу – ферика Гассан-пашу
[129]. При этом вторичном представлении его государю обстановка была несколько приличнее, чем вчера; пленный паша держал себя с достоинством, а ироническая улыбка придавала ему даже несколько нахальный вид. Сегодня же он отправлен в Россию.
Посланный вчера из Царевицы для открытия сообщения с генералом Криденером генерал-майор Свиты е. в. Веймарн возвратился и привез сведения гораздо более ясные и положительные, чем привезенные вчера Толстым. С другой стороны, от е. в. главнокомандующего получены сведения об успешных действиях передовых отрядов генерала Гурко у Балкан и на южном спуске их между Сельви и Казанлыком.
Главнокомандующим сделаны распоряжения для начала наступательных действий войсками 11, 12 и 13-го корпусов к реке Лом и городу Осман-Базар. Поэтому наследник цесаревич должен завтра же двинуться вперед за Янтру, а князь Шаховской с 11-м корпусом идет в направлении к Осман-Базару. Государь намерен остаться здесь, в Павло, до прибытия 4-го корпуса (генерала Зотова), который должен составлять общий резерв в селе Бела. С прибытием его государь предполагает переехать в Тырново.
8 июля. Пятница. Бела (на реке Янтре). В Павло пробыли мы всего два дня; оставаться долее на месте не хватило терпения. Утром 7-го числа государь объявил, что на другой день переедет в Белу, вместо Тырнова. Сегодня мы поднялись с места в 6 часов утра и двинулись под прикрытием бригады 1-й пехотной дивизии. На пути получено несколько известий из Тырнова от главнокомандующего: одно – о лихом наезде казаков на Сельви и Ловчу, другое – об успехах генерала Гурко в Балканах. Пока князь Мирский, начальник 9-й пехотной дивизии, с Орловским пехотным полком пытался безуспешно пробиться через Шипкинский проход, занятый и укрепленный турками, Гурко, после нескольких стычек на южном склоне Балкан, завладел Казанлыком и, заняв деревню Шипку, обошел турецкие войска, защищавшие горный проход. Войска эти, взятые между двух огней, бежали, побросав оружие, знамена и пушки. Государь был в восторге и послал генералу Гурко орден Святого Георгия 3-й степени, несмотря на полученную так недавно высокую награду (звание генерал-адъютанта).
Дорога от Павло в Белу довольно живописна; она переходит через Янтру прекрасным каменным мостом. По эту сторону моста, в караван-сарае, нашли нескольких раненых гусар, офицеров и солдат, следовавших из передовых отрядов в госпиталь, открытый в Павло. Государь остановился, осмотрел раненых, говорил с ними и потом переехал через мост, у которого встречен был духовенством с крестом и хоругвями и толпой жителей местечка Бела. Предшествуемый этой процессией, он поехал прямо в церковь, где пропели несколько молитв гнусливыми голосами, а затем какой-то школьный учитель вздумал было произнести длинный спич. Государь, не дождавшись конца его речи, вышел из церкви.
Помещение государю и части свиты отвели в полуразрушенном доме богатого турка, бежавшего, разумеется, из города с прочим мусульманским населением. Везде, куда вступали наши войска, все принадлежавшие туркам дома были уже пусты, разорены, с выбитыми стеклами и отбитыми дверьми. Во дворе означенного турецкого дома разбиты были палатки для государя и некоторых лиц свиты; некоторые же предпочли поместиться в самом доме.
Несмотря на полученные радостные вести, почему-то всё общество в невеселом настроении. Свита государя значительно уменьшилась в числе. Некоторые из флигель-адъютантов и генералов свиты были по корпусам и отрядам; в числе их и все лица царской фамилии. Последним уехал вчера великий князь Сергей Александрович – к наследнику цесаревичу, который перешел вперед, ближе к Рущуку.
Присоединение к свите графа Владимира Соллогуба, явившегося вдруг в самый день переезда нашего из Зимницы в Царевицы, не оживило общества; присутствие этого краснобая, так же как и другого – князя Эмиля Витгенштейна, не клеилось с общей обстановкой. Шутовство их было как бы фальшивой нотой в хоре. Граф Соллогуб навязался, чтобы писать, якобы, дневник похода государева; он уже читает вслух начало своего творения, такого же пустозвонного, как и бóльшая часть литературных его произведений.
Главнокомандующий прислал своего адъютанта Попова для доклада государю о плане наступательного движения войск 12-го и 13-го корпусов (подчиненных наследнику цесаревичу) к реке Лом и Рущуку. Но приведение этого плана в исполнение могло начаться только по выяснении расположения неприятельских сил, о которых нет до сих пор никаких верных сведений. К тому же безрассудно было бы искать решительного боя, не дождавшись войск 4-го корпуса, голова которого уже подходит к Зимнице.
Сегодня граф Адлерберг еще раз попробовал заговорить с государем о дальнейших намерениях его и неуместности его стремления вперед, к войскам передовой линии. Государь опять рассердился и на этот раз уже не скрыл своего намерения принять личное участие в бою. Все доводы графа Адлерберга против подобного намерения, не оправдываемого никакой пользой, остались без последствий. И какой же аргумент против этих доводов? Принимал же участие в бою император Вильгельм!
Если суждено нам на днях выдержать решительную битву с неприятельскими силами, битву, которая может повлиять на весь ход кампании, а следовательно, на разрешение всего восточного вопроса, то нельзя не пугаться, когда подумаешь, в чьих руках теперь это решение: бой ведут наследник цесаревич и великий князь Владимир Александрович – оба неопытные в военном деле, генералы Ган и князь Шаховской – хорошие люди, но не заявившие ничем своих военных способностей, и прочие столь же мало надежные генералы, начальствующие дивизиями! Присутствие же самого государя не только не устраняет опасений, но даже усиливает их.
