А между тем каждый день можно опасаться нападения со стороны турок, которые, куда бы ни бросились, везде будут иметь громадный перевес в силах. Одно, что может сколько-нибудь успокаивать нас – это неспособность турок драться в открытом бою и боязнь атаковать нас. Вероятно, они считают наши войска сильнее, чем они есть на самом деле; иначе давно уже могли бы сбить их и прорвать нашу линию обороны.
Приезжавший сегодня из-под Рущука великий князь Владимир Александрович высказывал резко жалобы на несообразность получаемых из Главной квартиры распоряжений, на совершенное бездействие интендантской части и опасения за будущий ход дел. Я нашел нужным уговорить великого князя высказать всё это самому государю, чтобы вывести его из пассивного спокойствия, с которым он остается в ожидании событий.
Мы продолжаем вести обычную жизнь точно так же, как если б мы были в Красном Селе. Каждый день всё делается в определенные часы, не отступая от привычек и обычаев; в праздничные дни присутствуем у обедни, в особых случаях служим молебствия; ездим гулять; а сегодня по случаю торжественного дня присутствовали вторично на народном празднике, делая вид, что забавляемся монотонными хороводами и песнями болгарской молодежи.
Доктор Боткин каждый день заводит речь о необходимости перемещения отсюда в какое бы ни было другое место; продолжительное бивакирование среди селения, в долине, стесненной со всех сторон высотами, должно вредно действовать на здоровье. Этому местному влиянию доктор Боткин приписывает появление в последнее время лихорадок; число больных в свите государя и среди прислуги всё увеличивается. Но перемещение наше отлагается до приезда главнокомандующего, который предполагает обе главные квартиры расположить у Горнего Студеня, верстах в 35 отсюда, по дороге в Плевну. Там же предполагается сосредоточивать и прибывающие постепенно подкрепления.
30 июля. Суббота. Наконец вчера приехал сюда наш главнокомандующий, которого ожидали с величайшим нетерпением, в надежде, что личное с ним объяснение выведет нас из тревожного опасения новых катастроф. К приезду главнокомандующего прибыл сюда и наследник цесаревич, который, впрочем, вчера же до обеда уехал обратно к себе в Широкое (на реке Лом). Главнокомандующий со своим начальником штаба и его помощником (генерал-майором Левицким) переночевал здесь и уехал сегодня утром обратно в Горний Студень.
Не знаю, вышло ли что-нибудь серьезное из разговоров великого князя с государем наедине; но тот разговор, который происходил в моем присутствии, не привел ни к какому положительному заключению. Мы останемся и впредь в том же ежедневном опасении за наш левый фланг, где в случае нападения неприятельской армии встретим ее не более чем с одной дивизией или с тремя бригадами. Главнокомандующий намерен сначала покончить с Плевной, дождавшись для этого прибытия 2-й пехотной дивизии. Пройдет довольно времени, пока можно будет чего-либо достигнуть с этой стороны, а между тем на левом фланге, откуда мы должны ожидать главные силы противника, мы останемся в том же раздробленном и слабом расположении.
Когда я заметил это в разговоре с главнокомандующим и Непокойчицким, то получил два ответа: во-первых, что турки не решатся перейти в наступление; во-вторых, что никаких нет свободных войск для подкрепления левого фланга. Казалось бы, прежде всего следовало отправить на позицию при деревне Папкиой по крайней мере ту бригаду, которая отделена от 1-й дивизии и остается здесь, в Беле; для этого стоило бы только Императорской главной квартире переместиться как можно скорее на новое место; почему бы не перейти туда немедленно, хоть бы сегодня или завтра. Но нет: переход отложен до вторника. Спрашивается: для чего? Завтра воскресенье, необходимо выстоять обедню; следующий день – понедельник, дурной день, да к тому же 1 августа, а следовательно, надобно опять молиться и вывести гвардейскую роту на церковный парад. И вот из-за каких пустых поводов отлагается день за днем столь необходимое подкрепление войск!
Вчера в первый раз пошел сильный дождь с грозой; зной сменился сыростью и грязью; в палатках всё измокло, а для перехода от одной палатки к другой пришлось прибегать к доскам, камням и т. д. Государь перебрался из своей палатки в дом, в котором до сих пор помещались некоторые лица свиты и прислуга.
2 августа. Вторник. Наконец сегодня покинули Белу и верхом прибыли к Горнему Студеню, где государь был встречен войсками, расставленными шпалерами: прибывшей вновь 3-й стрелковой бригадой и частями 11-го корпуса (1-й бригадой 11-й кавалерийской дивизии и 1-й бригадой 32-й пехотной), участвовавшими в сражении под Плевной. Бригада 32-й пехотной дивизии понесла в этом сражении большие потери, но теперь совсем оправилась, солдаты смотрят бодро. Завтра эти войска (11-го корпуса) выступают к Осман-Базару, к Чаркиою, где войдут в непосредственную связь с 11-й пехотной дивизией. Завтра же подойдет к войскам, занимающим передовую позицию у Папкиоя, 2-я бригада 1-й дивизии, находившаяся в Беле для охранения Императорской главной квартиры.
Таким образом, с нашим перемещением сюда войска левого крыла получают в подкрепление целую пехотную дивизию и кавалерийскую бригаду. Я начинаю смотреть спокойнее на положение дел: если до сих пор турки не успели воспользоваться нашей слабостью и раздроблением, то можно надеяться, что мы выйдем из этого опасного положения, как бы они ни усиливались войсками, прибывающими (по газетным известиям) в Шумлу и Разград. Есть известия, что турки должны были отделить войска на юг, ввиду разрыва с Грецией и готовящегося восстания в Фессалии и Эпире. Сербия, получив от нас миллион рублей, обещала начать наступательные действия сообразно с указаниями, данными нашим главнокомандующим. Туда опять едет наш пресловутый агитатор Ростислав Фадеев; ему разрешено отправиться совершенно частным лицом, но он все-таки счел нужным побывать сперва в Беле и на днях являлся ко мне.
По прибытии в Горний Студень мы расположились вне деревни (занятой уже Главной квартирой главнокомандующего): на открытой площадке, отделенной от деревни оврагом, нашелся небольшой особняк, бывший, по-видимому, корчмой; в нем государь занял три маленькие комнатки, а в других трех поместились граф Адлерберг, князь Суворов и я. Комнатку в подвале занял доктор Боткин, а вся остальная громадная свита разместилась частью в сараях и под навесами около самого дома, частью же в палатках, разбитых на открытом поле. Вид нашего расположения – с огромным обозом и целым табуном лошадей – совершенно напоминает деревенские ярмарки. Сегодня мы все обедали у главнокомандующего. Вечером сделалось свежо, почти холодно. Я доволен своим помещением, несмотря на то, что окна без рам. Без малого два месяца я провел в палатке, так что успел уже отвыкнуть от комнаты.
6 августа. Суббота. Несмотря на открытую и возвышенную местность нашего нового бивака, число больных у нас не уменьшается; почти все страдают расстройством желудка, не исключая и самого государя. Сегодня ему сделалось дурно во время обедни в походной церкви (по случаю праздника Преображенского полка и гвардейской артиллерии), так что он удалился до окончания службы.
Совместное пребывание обеих главных квартир уже выказывает свое успокоительное влияние. Есть возможность неотлагательно разъяснять всякие сомнения, опасения, недоумения. К сожалению, однако же, и слабые стороны полевого управления армии еще заметнее вблизи. За что ни возьмись, с кем ни заговори – одна общая жалоба на бессвязность распоряжений, инерцию и бессилие главного начальства, у которого, по-видимому, не хватает сил, чтобы обнять весь служебный механизм большой армии. Под видом секрета полевой штаб ни о чем и никому не дает указаний; ни один из главных органов полевого управления не знает плана действий и намерений главнокомандующего. Начальник полевого штаба глубокомысленно отмалчивается.
