Я имел сегодня еще затруднительный доклад относительно военно-судной части, на которую повторяются по временам нападки со стороны строевых начальников, поддерживаемых в этом отношении молодыми великими князьями. Такие же нападки выдерживает и гражданское судебное ведомство; на военный суд жалуются с точки зрения мнимого нарушения дисциплины; из-за этого готовы поколебать все основания нового суда. При последнем моем докладе, во вторник, государь прочел мне письмо великого князя Михаила Николаевича, который пишет, что всё было бы на Кавказе благополучно и прекрасно, если б не военный суд, который навлек на себя неудовольствие августейшего главнокомандующего двумя своими решениями.
По этим-то двум делам я и должен был представить объяснения, а также еще по третьему делу, которое еще в 1874 году производилось в Петербурге над одним гвардейским солдатом и возбудило негодование наследника цесаревича и великого князя Владимира Александровича. Рассмотрев все эти три дела, я не нашел в них ничего неправильного или ошибочного и вынужден был в этом смысле объяснять всё государю, в присутствии обоих великих князей, которые вмешались в дело очень горячо и заставили также и меня погорячиться. Они не имеют ни малейшего знания о юридической постановке вопросов, хотя Владимир Александрович несколько лет заседал в Сенате. Государь скорее усваивает представляемые ему объяснения и, несмотря на свое предубеждение против нового военного суда, не настаивал на своем прежнем взгляде. Тем не менее все эти препирательства явно были ему неприятны.
Уже был 1-й час, когда мы с Кауфманом приехали к государственному канцлеру. По обыкновению своему, он принял нас любезно, с шуточками, даже без неудовольствия выслушал привезенное нами известие о решении государя относительно Кокана и, не слишком внимательно войдя в наши объяснения, предпочел прочесть вслух отправленную им на днях в Вену инструкцию нашему послу Новикову относительно турецких дел, в особенности же Черногории.
В час пополудни приехал я в Государственный совет, в заседание Соединенных департаментов по делу о найме рабочих. Заседание это имело особый характер: приглашены были в качестве экспертов некоторые из лиц, принимавших участие в разработке проекта под председательством Валуева. От них мы должны были выслушать объяснения по основным вопросам, постановленным в предшествующем заседании. В числе этих экспертов были: петербургский предводитель дворянства граф Андрей Павлович Шувалов, московский предводитель граф Бобринский, известный строитель мостов и заводчик инженер-полковник Струве, московский гласный Наумов и еще несколько других. Показания этих лиц были довольно интересны; почти все говорят складно и толково. Вообще, сегодняшнее заседание выходило из ряда обыкновенных сухих заседаний департаментов Государственного совета.
16 января. Пятница. Сегодня на Дворцовой площади был смотр большей части войск Петербургского гарнизона. После смотра все начальствующие лица были приглашены во дворец к завтраку.
Киевский генерал-губернатор князь Дондуков-Корсаков (который некогда был в числе коноводов враждебной мне партии) вошел ко мне крайне взволнованный, бросился мне на шею, рыдая и с трудом высказывая свое горе. Я был крайне удивлен такому патетическому состоянию его, пока не понял, в чем дело. Оказалось, старший сын его, которого он и жена его обожали, едва только произведенный в офицеры Кавалергардского полка, на 22 году, тайно женился на какой-то певице, десятью годами старее его, и вследствие того должен был выйти в отставку. Отец и мать в отчаянии, не хотят видеть сына, хотя и сознают, что он поступил как легкомысленный и слабохарактерный мальчишка, которого провела хитрая и ловкая женщина. Князь Дондуков приехал ко мне прямо от государя, у которого он просил помилования сыну за противозаконное вступление в брак на службе и определения его снова на службу в армию.
Тяжело было видеть огорченного отца; я обещал ему всё содействие, какое от меня зависит в этом щекотливом деле.
17 января. Суббота. В числе дел, о которых я докладывал сегодня государю, было проектированное особой комиссией положение о воинской повинности в Финляндии. Проект этой комиссии, состоявшей исключительно из одних финляндцев, прислан был на мое заключение. В заготовленном отзыве моем я должен сделать много замечаний и возражений, но в особенности восстать против общего направления этого проекта, создающего новую армию, совершенно независимую от центрального правительства империи и не имеющую ничего общего с Русской армией. Такой отзыв я не решился подписать, не удостоверившись в том, что смысл его согласен с взглядом государя. Он одобрил его безусловно и даже сказал, что сам не раз высказывал финляндцам те же самые мысли.
После доклада я поспешил навестить князя и княгиню Дондуковых, чтобы объявить им об окончательном разрешении государя определить снова на службу сына их, не ожидая истечения годичного срока, и не поднимать дела о противозаконной женитьбе.
Сегодня было опять заседание Соединенных департаментов Государственного совета по делу о найме рабочих, с участием тех же экспертов.
20 января. Вторник. Опять горячие прения в Комитете министров по поводу представленного государственным контролером во всеподданнейшем отчете обвинения Военного совета в неправильных решениях по одному пустому подрядному делу (в Виленском округе, в период 1867–1870 годов). Не в первый раз поставленный в необходимость отстаивать права Военного совета и опровергать универсальную компетентность Государственного контроля, я старался быть сколько можно хладнокровным и спокойным; однако ж не выдержал роли и, по мере того как говорил, чувствовал сам, что невольно горячусь и не достигаю своей цели. И нынешний контролер (Грейг), и прежний (Абаза), а также Рейтерн упорно отстаивали неограниченные права Государственного контроля во всё вмешиваться и быть судьей во всех делах и распоряжениях кого бы то ни было. Валуев попробовал вмешаться в прения в смысле примирительном. Кончилось тем, что дело, подавшее повод к этим прениям, было отложено до другого заседания.
Сегодня происходили похороны рижского генерал-губернатора князя Багратиона. Я не был на этой церемонии, так как имел доклад у государя, а потом следовало быть в Комитете. Во время доклада государь заговорил о князе Багратионе и сказал: «Теперь надобно подумать, кем заменить его». Я позволил себе отвечать на это: «Не изволите ли признать своевременным оставить место незамещенным?» Государь не согласился с этим мнением, которое уже не раз высказывал и министр внутренних дел Тимашев. Об этом была речь еще при назначении князя Багратиона (на смену Альбединского); тогда прежний Рижский военный округ был упразднен, и можно было рассчитывать, что такое распоряжение по военной части наведет на соответственную меру и по гражданскому управлению в Прибалтийском крае; но на представление Тимашева не последовало высочайшего согласия.
Как объяснить систематическое потворство стремлениям прибалтийских немцев к сепаратизму? Неужели объяснение это заключается в одном личном сочувствии немецкому элементу, властвующему до сих пор в финском крае, завоеванном русской кровью? Надобно сознаться, что немецкие бароны так называемого «Остзейского» края, чувствуя за собой опору германского императора, умеют хитрее и искуснее вести свои дела, чем польские иезуиты и паны, которым папа мало может оказать помощи.
