Генерал Кауфман приехал ко мне с этими известиями, и мы согласились между собой ныне же по телеграфу испросить высочайшего дозволения разрешить генералу Колпаковскому лично ехать в Кокан и объявить народу, что Белый Царь, снисходя к его просьбе и желая положить конец бедствиям, принимает его в свое подданство. Прежнее ханство Коканское присоединяется к Российской империи под названием области Ферганской (древнее название страны в верховьях Оксуса
[69] – Фергана).
Государь одобрил наше предположение, и телеграмма вчера же отправлена к Колпаковскому. Министерство иностранных дел уже не возражает и само пришло к убеждению в неизбежности присоединения Кокана к империи. Но что скажут англичане? Уже и теперь английская пресса злобствует; надобно ожидать еще большего ожесточения.
Между тем общие дела политические запутываются. Сегодня при докладе государь говорил, что, несмотря на советы наши, сербский и черногорский князья вошли в соглашение между собой и отправили агентов в Грецию, чтобы заключить с нею оборонительный и наступательный союз. По-видимому, инсургенты не намерены слагать оружие, и с весною может вспыхнуть война на всем Балканском полуострове. Русское правительство заявило обоим князьям, что все последствия падут на их ответственность и они могут не рассчитывать на помощь России.
При таком обороте дела, угрожающем весьма серьезными осложнениями, я спросил государя, не полагает ли его величество нужным приступить к каким-нибудь предварительным приготовлениям по военной части. Государь положительно выразил, что не видит никакой надобности, прибавив, что уже и без всяких с нашей стороны приготовлений не перестают распускать слухи о том, будто мы вооружаемся.
Сегодня в Комитете министров опять было горячее заседание, продолжавшееся до шести часов. Вопрос о добавочном отпуске сумм из облигационного капитала на Лозово-Севастопольскую дорогу возбудил довольно оживленное и резкое препирательство между Посьетом и Грейгом. На этот раз министр финансов изменил своему союзнику, приняв сторону министра путей сообщения. Под конец же заседания назначено было обсуждение внесенного мною, по особому высочайшему повелению, вопроса о том, выгодны ли для заготовления провианта долгосрочные поставки, подобные, например, 9-летней операции петербургской (1867–1876 годов). Вопрос этот возбужден мною вследствие ежегодно повторяющихся в отчетах Государственного контроля нападок на эту операцию. Ввиду близкого истечения срока заключенного контракта необходимо разъяснить положительно, кто ошибается: Военное министерство или Государственный контроль.
По моей просьбе в заседание был приглашен главный интендант генерал-адъютант Кауфман (Михаил Петрович). Прения продолжались более двух часов; Грейг, как всегда, был беззастенчив до нахальства. Разъяснения, данные Кауфманом дельно и спокойно, не укротили ярого судью всех министров. На сей раз даже оба союзника – Рейтерн и Абаза – не поддержали его и высказались в смысле умеренном и примирительном. В том же смысле говорил и Валуев; совершенно в пользу Военного министерства заявили мнения Тимашев, Потапов и принц Ольденбургский.
На беду, когда уже почти приходили к соглашению, вдруг сам председатель Игнатьев поднимает голос против Военного министерства. Он прямо напоминает, что уже много лет назад, председательствуя в комиссии, разбиравшей по высочайшему повелению годичные отчеты Военного министерства, он являлся противником новой системы долгосрочных поставок, но тогда мнение его не было уважено. Вследствие того теперь он предлагает поместить в журнале что-то вроде порицания долгосрочности всяких поставок.
Услышав это, Грейг, который совсем было утих, опять заартачился, и буря едва не возобновилась; но час был уже поздний, решили составить журнал в смысле большинства, к которому и я охотно присоединился, с тем, однако же, чтобы председатель и Грейг имели возможность, смотря по тому, как будет редактировано мнение большинства, согласиться с ним или высказать в журнале свои отдельные мнения. Таким образом, надобно ожидать, что будущее заседание Комитета начнется с тех же желчных и раздражительных прений, которыми закончилось нынешнее.
Сколько времени и сил тратится на подобную бесполезную борьбу в самой среде министров!
5 февраля. Четверг. Состояние великой княгини Марии Николаевны возбуждает опасения; государь и императрица вчера были у нее поздно вечером, она едва узнала их. Приехав сегодня во дворец, я узнал, что назначенный на завтрашний день большой бал во дворце отменен.
Перед докладом я был у государственного канцлера, который болен, не выезжает и желал со мною видеться, чтобы условиться по некоторым вопросам, касающимся как турецких дел, так и среднеазиатских. Порта с покорностью приняла ноту, предъявленную ей тремя императорскими кабинетами и поддержанную прочими государствами; но теперь задача – склонить самих инсургентов к прекращению военных действий и привести в исполнение требуемые Европой от Турции реформы в восставших областях. Об этом идет теперь дипломатическая переписка. С другой стороны, получены из Лондона депеши графа Шувалова, возбуждающего некоторые новые вопросы по поводу назначения Лито генерал-губернатором Индии.
По тому и другому предмету я доложил государю соображения государственного канцлера и, получив одобрение его величества, заехал опять к князю Горчакову, чтобы передать ему слова государя.
Сегодня было опять заседание в Государственном совете по делу о найме рабочих. Дело подвигается медленно, каждая статья проекта подает повод к бесконечным прениям.
8 февраля. Воскресенье. Вчера после доклада присутствовал в Николаевском кавалерийском училище на просмотре сочинений юнкеров по темам из военной истории и тактики; при этом находился капитан Клепш, австрийский второй агент. Потом был в заседании Государственного совета; дело о рабочих тянется невыносимо тяжело.
Сегодня утром осматривал в Интендантском музее вещи, отправляемые на филадельфийскую выставку. Обычный воскресный развод был отменен по тому случаю, что государь и императрица немедленно после обедни поехали к великой княгине Марии Николаевне; говорят, она приобщалась (уже вторично).
9 февраля. Понедельник. В прошедшую ночь скончалась великая княгиня Мария Николаевна после продолжительной и мучительной болезни. Эта женщина совершенно выделялась из той среды, в которой родилась и выросла: страстная и своеобычная натура ее не могла подчиниться условному, стесняющему, лишенному внутреннего содержания формализму дворцовой жизни и царской семьи. Еще в царствование отца своего, несмотря на тогдашнюю суровую дисциплину, она одна решилась сбросить с себя путы, увлеклась любовными своими наклонностями и вышла замуж за графа Григория Строганова. С тех пор великая княгиня держала себя почти как обыкновенная смертная; тон ее, речи, обращение были крайне развязны и бесцеремонны; жила она большей частью за границей, позволяла себе разные эксцентричности; только профиль ее напоминал, что она дочь императора Николая. В молодости она была красива, но и тогда этот профиль придавал ее облику некоторую жесткость и строгость.
