Не успев докончить моего доклада в Царском Селе, я поехал в Петербург с государем; но и на железной дороге не удалось сделать доклада: я уступил место Грейгу и Потапову, а свой доклад докончил уже в Зимнем дворце. Государь ездил в Петропавловскую крепость: таков обычай его перед всяким путешествием. Он принял меня в комнатах, называемых «половиною Ольги Николаевны», потому что весь фас дворца, занимаемый собственными покоями государя, капитально ремонтируется.
15 августа. Воскресенье. Весь день провел в Царском Селе: после обедни представлялись государю вновь произведенные офицеры и камер-пажи (императрица не могла выйти по болезни); потом был большой обед на 200 человек для военных начальников – по поводу окончания красносельских лагерных занятий. Общий и исключительный разговор – о последней победе сербов; много толков о погибших русских офицерах. Дипломаты (в том числе Игнатьев) таинственно рассуждают о предстоящих переговорах.
Возвратился я домой в десятом часу вечера.
16 августа. Понедельник. Весь день оставался дома, чтобы в последний раз перед отъездом увидеться со всеми своими помощниками. Газетная телеграмма извещает о возобновлении боя под Алексинацом 14-го (24-го) числа.
Стало быть, турки не потерпели такого поражения, как можно было думать по телеграмме Черняева.
23 августа. Понедельник. Варшава. Вот ровно неделя, что я не мог ни разу заглянуть в свой дневник. В прошедший вторник после доклада я остался в Царском Селе, откуда и выехал с государем в Варшаву. Сюда приехали на другой день в 11 часу вечера; несмотря на поздний час и дождь, толпы народа наполняли улицы. Мне отвели помещение в Мысловице – одном из флигелей Лазенковского дворца; в самом же дворце помещены великий князь Николай Николаевич и фельдмаршал князь Барятинский.
В четверг к 10 часам утра вся свита государя и начальство варшавское собрались в Бельведерском дворце, где поместились государь, наследник цесаревич с цесаревной и младшие великие князья. При въезде моем во двор Бельведера я прямо наткнулся на стоявших среди двора великого князя Николая Николаевича и князя Барятинского. Не было возможности избегнуть встречи с князем, который поздоровался со мною так, как будто между нами никогда ничего не было неприятного; он сказал, что намерен был ехать ко мне, чтобы пригласить к себе в воскресенье в Скерневицы на обед, спектакль и ужин. Приглашение это ошеломило меня; прямо отказаться было невозможно, и я начал придумывать предлог, чтобы уклониться от поездки. Предлог скоро отыскался: мне непременно хотелось побывать в Новогеоргиевске, а единственный свободный день для этого – воскресенье.
При первом докладе моем я прямо попросил у государя разрешения избавить меня от поездки к фельдмаршалу, и государь без затруднения и любезно обещал мне сам объяснить князю Барятинскому причину моего отсутствия. Как камень свалился с плеч.
Возвращаюсь к последовательному рассказу с утра четверга. В 10 часов государь и за ним вся свита поскакали в русский собор. На улицах опять толпы народа; погода несколько прояснилась. Из собора возвратились в Бельведер и оттуда в 12½ часов поехали верхом на Макатовское
[92] поле, где назначен был смотр всем собранным под Варшавой войскам. В свите государя опять было много иностранцев: кроме красносельских наших гостей австрийских и прусских, приехал в Варшаву приветствовать государя от имени австро-венгерского императора генерал Нейперг, командующий войсками в Галиции; с ним приехали еще несколько офицеров; также прибавилось несколько пруссаков, саксонец и один англичанин из Бенгальской армии. Смотр был удачен. После того я сделал несколько нужнейших визитов, отобедал один в своей комнате, а вечером, после церемонии прибивки нового штандарта, данного лейб-гвардейскому Уланскому его величества полку, высидел в театре, в ложе графини Коцебу, два акта какого-то бессмысленного балета.
Следующий день (пятница) был очень утомительный: сначала на Уяздовском плаце церемония освящения нового штандарта лейб-гвардейского Уланского е. в. полка, потом учение всей кавалерии на Макатовском поле; в 2 часа приехал ко мне, по моему приглашению, начальник местных войск Варшавского округа генерал-лейтенант Соболевский, с которым я поехал сперва в Уяздовский госпиталь, обошел это огромное здание, затем поехал в Александровскую цитадель, где осмотрел тамошний госпиталь и всё прочее, что помещается в цитадели, как и самые укрепления. Домой возвратился на исходе шестого часа, так что едва-едва успел переодеться и поспеть к большому обеду в Лазенковском дворце. Устав до изнеможения, я, однако же, должен был вечером ехать на бал к генерал-губернатору графу Коцебу. Впрочем, оставался там недолго и в первом часу ночи был уже дома.
В субботу доклад у государя; назначенная в этот день стрельба пехоты была отменена по случаю дождя. Я воспользовался удобным случаем, чтобы осмотреть еще несколько военных учреждений. Заехав за генерал-адмиралом Минквицем, помощником командующего войсками, я с ним посетил Военно-окружной суд во время заседания, помещение Юнкерского училища, военную тюрьму и военную хлебопекарню. В 6 часов обед в Бельведере. Вечер провел дома за бумагами.
В воскресенье, 22-го числа, в 8 часов утра у подъезда моего уже стояла четверка почтовых лошадей. В сопровождении генерал-майора Деппа, начальника инженеров Варшавского округа, съездил я в Новогеоргиевск.
Мне было весьма интересно ознакомиться лично с этой огромной крепостью и осмотреть в окрестностях ее те пункты, где предположено возводить передовые отдельные форты. Более 8 часов потратил я на осмотр крепости; с одного из фронтов производилась прицельная стрельба и примерная установка на валганге
[93] нескольких орудий. Все огромные склады, госпиталь, разные хозяйственные учреждения найдены в порядке.
К 7 часам вечера, когда уже начало темнеть, я посетил солдатскую чайную и потом офицерское собрание, где меня угостили обедом. Выехав из крепости почти в 9 часов вечера, возвратился домой уже в 12 часу, не чувствуя под собою ног. Несмотря на крайнюю усталость, я должен был заняться привезенными бумагами – зато спал таким крепким сном, что сегодня утром меня разбудили в 10 часу, так что едва поспел на учение, назначенное в 11 часов утра на Повонзковском поле.
Сегодня была стрельба артиллерии. Тут увидел я прусского фельдмаршала Мантейфеля, присланного с особым дипломатическим поручением. Он прибыл еще вчера в Скерневицы; мне пока неизвестно, в чем именно заключается его миссия; знаю только, что князь Горчаков был сильно озабочен ожидаемым ответом Германии относительно созыва конференции по турецкому вопросу. Наш государственный канцлер настаивает, чтобы в конференции участвовали главные политики каждого государства и инициативу в этом деле приняла на себя Германия; но граф Бисмарк отказывается от личного участия в конференции.
Между тем дело славян в настоящее время идет весьма худо; последние известия с театра войны очень неблагоприятны; пришла телеграмма об отступлении сербов из Алексинаца; значит, они понесли поражение. При таких обстоятельствах трудно надеяться на выгодные для славян условия перемирия или мира.
