Непостижимо, как человек с такою репутацией ума и способностей может в старости сойти со своего пьедестала и утратить даже чувство собственного достоинства. Князь Горчаков вовсе перестал заниматься делами; он только продолжает разыгрывать перед посторонними роль великого государственного человека, но уже не в силах сообразить самое простое дело. Приходя к докладу вместе с Гирсом, он приносит в своем портфеле две-три бумажонки о пожаловании кому-нибудь ордена или о перемещении какого-нибудь чиновника и затем передает Гирсу дальнейший доклад государю и только тут впервые слышит сам докладываемые дела. Вся эта комедия повторяется при каждом докладе; но каково было мое удивление, когда сегодня по окончании доклада мы вышли из кабинета государя, князь Горчаков удалился и Гирс показал мне полученное им от Сабурова секретное частное письмо, в котором он просит успокоить государя относительно начатых с Бисмарком переговоров, но отнюдь не говоря о них ни слова нашему канцлеру. Недоверие Бисмарка к князю Горчакову и его камарилье так велико, что малейшая нескромность может расстроить всё дело. Сабуров убедительно просит никому не говорить о начатых переговорах, кроме государя и меня. Вот до чего доходит ненормальное положение нашей политики: серьезные дела дипломатические не иначе могут идти, как при условии совершенного устранения от них самого канцлера и его приближенных!
Вместе с Гирсом ходил я в апартаменты императрицы, чтобы проведать о ее здоровье. Нам дали прочесть утренний бюллетень, довольно успокоительный. Камердинер императрицы дополнил его некоторыми словесными рассказами и подал лист бумаги, чтобы записать наши имена.
После того я заехал к баронессе Нине Карловне Пиллар, которая сообщила мне некоторые крайне грустные подробности о состоянии императрицы. По словам баронессы, императрица обратилась в скелет; не имеет сил даже двигать пальцами, ничем не может заниматься. Надобно полагать, что первая встреча с нею должна была произвести тяжелое впечатление на государя, который с того дня также чувствует себя нехорошо, жалуется на лихорадочное состояние и слабость. Сегодня я нашел его заметно изменившимся: лицо бледное, впалое, глаза поблекшие.
Сегодня была панихида по моему брату Николаю, но я не поспел к ней. Заехал в Военно-топографическое училище, чтобы сделать отеческое внушение юношам по случаю найденной на днях у одного из них пачки подпольных листков «Народной воли». Я счел нужным предостеречь их от вредных знакомств и влияния людей злонамеренных. Не знаю, произвели ли мои слова впечатление на юношей; не разыграл ли я роли повара в басне «Кот и Повар».
Перед обедом заехал ко мне министр финансов Грейг. Мы имели с ним продолжительный разговор о настоящем политическом положении. Грейг постоянно отвергает возможность войны. Не знаю, говорит ли он это по убеждению или для того только, чтобы отказывать в отпуске сумм на военные расходы, вызываемые возможною близостью войны.
28 января. Понедельник. Вчера государю так нездоровилось, что отменены были и воскресный развод, и прием представлявшихся. Сегодня ему лучше.
Вчера я присутствовал в Военно-юридической академии на защите диссертации одного молодого преподавателя гражданского права Гольмсгена. Диссертация оказалась слабою.
Сегодня, после обычного своего приема в канцелярии Военного министерства, присутствовал я в заседании Государственного совета. Оно кончилось очень рано; а на будущий понедельник, как нам объявлено, и совсем не будет заседания – «по неимению дел»! Чего же желать лучшего?
Бароном Жомини прислан мне на просмотр сочиненный им проект инструкции новому послу в Константинополе Новикову, возвращенный мною с неважными лишь замечаниями. В препроводительном письме барон Жомини снова жалуется на свое положение: не получая никаких указаний от канцлера, не присутствуя при докладах у государя, он должен импровизировать по собственному вдохновению инструкции и ответы послам. Очевидно, барона гложет желание быть приглашаемым вместе с Гирсом к докладам в кабинет государя.
Я прочел сегодня присланные мне Гирсом последние депеши Сабурова. В одной из них нашел я следующие замечательные строки: князь Бисмарк, говоря о возможности войны с Россией или Австрией, заметил Сабурову: «У нас есть верное средство вывести Францию из игры, вернув ей кусок, который мы у нее взяли, но вы же понимаете, что к этому средству можно прибегнуть только в крайнем случае».
К этому Сабуров от себя прибавляет: «Думаю, что должен открыть этот довод; он может быть важен для нашего союза с Францией»
[71].
29 января. Вторник. В прошедшую ночь в Петербурге полиция накрыла еще одну подпольную типографию; захватили трех мужчин и одну женщину во время самой работы: они готовили новый листок под нелепым заглавием «Черный передел».
Здоровье государя поправляется; он возвратил мне сегодня составленную генералом Обручевым дельную записку о распределении наших сил в случае войны с Германией и Австрией; изложенные в ней соображения одобрены его величеством. По этому случаю государь снова заметил, что не верит воинственным намерениям, приписываемым Германии, тем не менее соглашается с необходимостью заняться неотлагательно приведением наших западных крепостей в бóльшую готовность к обороне.
В Комитете министров я должен был отстаивать представление Военного министерства о дозволении ввозить беспошлинно калиевую селитру, насколько это будет признано необходимым для пополнения в ней годичной потребности нашей. Как и следовало ожидать, представление это встретило сильное возражение со стороны министра финансов. Однако же Комитет постановил довольно благоприятное решение.
Я должен был оставить Комитет среди заседания по случаю полученного приглашения от наследника цесаревича приехать к нему в 2½ часа. Его высочество снова советовался со мной по делу, лично его занимающему, – о развитии «Добровольного флота» в видах увеличения числа крейсеров. Я советовал предварительно переговорить с министром финансов и затем уже подать государю составленную Барановым записку.
30 января. Среда. В Военном совете сегодня обсуждался проект учреждения в мирное время корпусных интендантских управлений – как приготовительной меры для формирования органов полевого интендантского управления в военное время. После долгих споров мною предложено отложить окончательное решение вопроса до рассмотрения нового положения об устройстве полевых управлений в военное время.
Обедал я во дворце с графом Барановым и прибывшими из разных мест генералами – графом Лорис-Меликовым, Скобелевым и Гурчиным. Последний привез с Кавказа предположения о будущих военных действиях в Закаспийском крае.
2 февраля. Суббота. В ожидании приезда князя Александра Болгарского возобновились обсуждения дел в том крае. Полученные мною письма от Шепелева и Паренсова предвещают, что князь едет с намерением убедить государя в необходимости неотлагательного coup d’état, то есть отмены конституции, а вместе с тем будет просить о назначении кого-либо другого на место Паренсова, с которым князь и его приближенные не ладят. Шепелев и Паренсов, предвидя эти происки, подкрепляемые последними донесениями Давыдова, просят отвратить удар, могущий быть бедственным для юного княжества.
