Но в выяснение мотивов, почему не отвешен Ладыженскому поклон, никто не входил. Не поклонился кто — казаки подскакивали и избивали его нагайками, — к искреннему непониманию пострадавшего, за что, собственно, его так отхлестали. Конечно, престижу русского имени это отнюдь не содействовало.
Здесь, однако, оказалась на высоте скромная местная печать — маленькая газета «Русский Туркестан». Она вступила в борьбу с этим безобразием. Особенно старался И. И. Гейер, кажется, имевший личные счеты с Ладыженским. Прямо говорить о бесчинстве администрации было, конечно, невозможно, но придумали выход, печатая заметки в таком стиле: «Бесчинство хулиганов. Вчера на такой-то улице, в таком-то часу дня, мирно проходившие сарты подверглись избиению нагайками со стороны каких-то хулиганов. Бесчинство это тем возмутительнее, что оно, по случайности, произошло немедленно по проезде в этом месте начальника города, который, конечно, не мог видеть, что у него происходит за спиной, а потому и не мог принять мер к устранению этого хулиганства».
Ладыженский выходил из себя при появлении подобных заметок, но жаловаться ему было не на что: собственно, о нем ничего плохого не высказывалось.
Вся эта история и возбуждала общественное мнение против мер Ладыженского, и делала его смешным. Под конец Духовской счел нужным запретить Ладыженскому эти расправы, и казаков у него отобрали.
Печать победила.
С. М. Духовской
Чиновники, в мундирах и всех орденах, выстроились в зале канцелярии генерал-губернатора представляться новому начальству. Все трепещут в ожидании, пока их не представит Духовскому начальник его канцелярии. В линии выстроившихся — заведующий местной публичной библиотекой и музеем С. А. Лидский. Дошла очередь и до него. Духовской остановился:
— А как идут у вас в библиотеке дела?
— Плохо, ваше высокопревосходительство!
— Плохо-оо? Почему же?
— Средств отпускают на библиотеку мало, число посетителей библиотеки все уменьшается.
— Уменьшается? Значит, раньше посетителей бывало больше?
— Так точно, ваше высокопревосходительство. Больше!
— А теперь меньше?
— И все уменьшается, ваше высокопревосходительство!
— Гмм… Ну, а сколько лет вы заведуете библиотекой?
— Три года, ваше высокопревосходительство!
Пауза.
— А жалованье — вы получаете?
— Так точно!
— Вот что-с! Я привык к тому, что в библиотеках — вообще в просветительных учреждениях — люди работают бесплатно, идейно. А дела у них все улучшаются… Вы же — на жалованьи, а дела у вас все ухудшаются… Потрудитесь немедленно же подать прошение об отставке!
— Ва-ва-ваше высоко…
Пришлось все-таки Лидскому уйти.
Потом я спрашивал:
— Для чего вы, Семен Александрович, так сгустили краски. Ведь посетители у вас вовсе не уменьшаются?
— Да я хотел его разжалобить. Думал, если сошлюсь на недостаток средств, он прикажет их увеличить…
Ташкентская публичная библиотека была недурна. В ней между прочим был богатый библиографический отдел о Туркестане, в виде сборника Межова, еще тогда заключавшего в себе свыше ста томов
[339]. Впоследствии эта библиотека перешла, уже во время большевизма, в собственность Туркестанского университета. При библиотеке был музей, скромный, но тогда единственный в Туркестане. Впрочем, в нем недурен был этнографический отдел. Оба учреждения состояли при канцелярии генерал-губернатора.
С этой библиотекой произошел как-то курьезный случай. В туркестанских горах водится весьма ядовитый черный паук — каракурт. Его укусы для человека смертельны.
Кто-то из натуралистов наловил банку каракуртов и привез ее в дар музею. Но в библиотеке эту банку уронили на пол; она разбилась, а освободившиеся из неволи каракурты мгновенно расползлись по библиотечным полкам и книгам.
Началась паника и среди публики, и среди служащих. Выловить же каракуртов из сотни тысяч томов, с риском умереть от укуса при поисках, не было возможности.
Стали бояться брать книги…
Произошло чудо: книжная ли пыль оказалась губительной для каракуртов или что-либо иное, но их никто более не видел.
Как бывает всегда, нового начальника раздражает существование протеже его предшественника.
Одним из них был подполковник Фок, брат известного по защите Порт-Артура от японцев генерала Фока, в то же время — двоюродный брат барона Вревского. По этой последней протекции Фок получил место помощника начальника города. Для Фока это было синекурой: барин и эпикуреец, он в то же время, как и сам признавался, был непроходимо ленив:
— Судите сами, — говорил он мне, — могу ли я заниматься такими глупостями, какими должен по службе? Приходит ко мне какой-нибудь владелец домишки, просит разрешить пробить в стене дверь. Если он пробьет ее без моего разрешения, попадет под суд. Если я не разрешу ему пробить эту дверь, я попаду под суд. Бог с ним, с таким делом!
Фок был остроумен и находчив. Его остроты постоянно цитировались в ташкентском обществе.
Налетев грозою на Туркестан, Духовской на общем приеме представляющихся строго обратился к Фоку:
— Эээ, как вам приходился барон Вревский?
— Генерал-губернатором, ваше высокопревосходительство!
Духовской опешил.
Впоследствии такие анекдоты прекратились, Духовской стал сдавать. Убедился, что такой распущенности, как он ожидал, в Туркестане не оказалось, да и чиновничья мельница стала и его молоть. Брал свое также и возраст, память как-то стала ему изменять.
Его любимец, Ладыженский, ежедневно бывший у Духовского с докладом, мне говорил:
— Совсем у генерала ослабела память! На этом я могу спекулировать. Если он чего-либо не разрешит сегодня, выжидаю некоторое время, а потом докладываю опять, как совсем новое дело. Таким способом всегда можно добиться своего!
Семейная жизнь Духовского была тяжела. Старик, в сущности, жил одиноким. Жена его, Варвара Федоровна, была значительно моложе, чем он. Она еще и раньше обратила на себя внимание, напечатав, после Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., книгу: «Из дневника русской женщины в Эрзеруме»
[340]. Она занималась литературной деятельностью и позже; между прочим напечатала интересные воспоминания о Туркестане
[341].
