Разного рода князей Шервашидзе в округе наплодилось очень уж большое количество. Они выделялись своими аппетитами в деле захвата земель. И действительно, за этим родом были закреплены громадные территории: в одном только Кодорском участке — чуть ли не одна треть всей площади этого участка.
Мой почтенный сослуживец по сословно-поземельной комиссии старик Г. В. Клейн, по обязанности службы непосредственно ведавший закреплением земель за населением Сухумского округа, не один раз докладывал мне о глубоком возмущении:
— Князья Шервашидзе — о, это такие жадные!
Обуздать их жадность было не так легко, благодаря связям этой фамилии. В то время самым мощным покровителем их интересов являлся бывший тифлисский губернатор князь Г. Д. Шервашидзе. Он ловко сумел завоевать расположение императрицы Марии Федоровны, жены Александра III. Их взаимное знакомство началось со времени, когда императрица навещала в Абастумане сына, — болевшего туберкулезом и здесь же, в Абастумане, умершего, в 1892 году
[588], — наследника престола великого князя Георгия Александровича. Шервашидзе настолько сумел укрепить расположение к себе императрицы, что позже, когда она овдовела, он до конца своей жизни остался «состоящим при особе ее величества». Естественно, что вдовствующая императрица поддерживала интересы рода Шервашидзе.
Много меньшую, но все же некоторую помощь этому роду оказывал еще член Государственной думы от Сухумского округа генерал-артиллерист князь Прокопий Шервашидзе. Он, между прочим, оказался в числе раненых при известном взрыве бомбы или адской машины на даче премьер-министра П. А. Столыпина, на Аптекарском острове в Петрограде. Это случайное обстоятельство, в связи со влиянием по роли члена правой фракции Государственной думы, позволяло Прокопию Шервашидзе проводить и в столице, и в Тифлисе интересные как лично для него, так и для его родни дела.
Молочное родство
Значение сухумского дворянства в общей среде населения в сильнейшей мере поддерживалось институтом молочного родства. Этот обычай был вообще развит на Кавказе, но совершенно особое значение он получил в Абхазии.
Выражался этот обычай в следующем:
В семьях привилегированного сословия считалось недопустимым нарушением обычая, чтобы родившийся ребенок вскармливался и воспитывался дома.
Как только он рождался, ребенок отдавался на вскармливание в семью кого-либо из простолюдинов, заранее выбранную из числа конкурирующих семей, в которых почти одновременно, но все же раньше, появлялся свой новорожденный. Такая семья становилась затем по-настоящему родной для ребенка. В ней он оставался до совершеннолетия, хотя через каждые несколько лет и предъявлялся настоящим родителям. Только уже взрослым и надлежаще воспитанным возвращался он в родной дом.
Одни усматривают возникновение этого обычая в желании дать детям целесообразное воспитание. Именно, мальчик, вдали от изнеживающей родительской ласки, закалялся, проходя через суровую житейскую школу. Из него вырабатывался лихой наездник, воин и… грабитель. Девочки же обучались всяким женским рукодельям и хозяйственным познаниям.
Другие же усматривают в этом обычае по преимуществу мотивы политические. Таким способом расширяется сфера влияния князя в среде населения и устанавливается более тесная с ним связь.
Возникшее молочное родство считалось важнее кровного. Важным было и то, что, вместе с родственником-воспитателем, в родство с семьей князя вступали все вообще родственники воспитателя — и не только кровные, но и молочные. Таким способом у иных князей образовывалось многосотенное родство…
В обычае отдавать ребенка на воспитание в чужие руки не было корыстных или вообще экономических соображений, и это потому, что такой обычай, благодаря сопровождавшей его необходимости в крупных подарках, обходился очень недешево. Поэтому обычай соблюдался почти исключительно у князей и вообще дворян. От него не отказывались и простолюдины, но только те, кто обладал большими средствами.
Со своей стороны и простое сословие весьма ценило предоставлявшуюся им таким способом возможность породниться с влиятельным князем. Оно находило в его лице покровителя и защитника в трудную минуту, а вместе с тем для разных житейских случаев — высший авторитет и судью.
Но в свою очередь на родственников-простолюдинов обычаем также налагалась обязанность — заботиться о материальном благополучии влиятельного главы родни.
Возникновение молочного родства посредством передачи ребенка на воспитание не было способом единственным, были еще и второстепенные способы. Например, родство между двумя семьями устанавливалось по взаимному соглашению, если это было выгодно для обеих сторон. В таком случае формальным моментом для установления родства являлось прикосновение кого-либо из членов одной семьи к груди одной из женщин второй семьи.
Развитие разбоев
О существовании молочного родства, конечно, было известно. Также было известно о значительном количестве разбоев в Сухумском округе.
Но только местная власть — отнюдь не центральная — имела в ту пору ясное понятие о тесной связи одного с другим.
Как уже было указано, молочные родственники были, в силу обычая, обязаны заботиться о материальном благополучии княжеской родни. Но каким способом? Самым простым выходом было делиться с князем добычей от грабежей.
Это было тем естественнее, что у абхазцев воровство и грабежи ни в какой мере предосудительными не считались. Напротив, они являлись доказательством положительных качеств. Человек, ни разу в жизни не угнавший чужого скота, — трус! За юношу, который не сумел угнать несколько голов лошадей или коров, ни одна уважающая себя абхазская девушка в ту пору не вышла бы замуж…
Эти взгляды до такой степени укоренились в нравах населения, вошли в его плоть и кровь, что каждый мужчина, если только он не пользовался презрением односельцев, имел за собой, с точки зрения русских законов, уголовное прошлое.
При таких условиях разбои и ограбления и получили здесь широкое развитие. Некоторые из дворян даже фактически содержали из своих молочных родственников постоянные разбойничьи шайки. Под водительством такого князя, а иногда и самой княгини, лихой женщины, скачущей по-мужски и в мужском костюме, прекрасно владеющей оружием, они совершали ночные подвиги, а к утру укрывались с добычей по домам. Хорошая часть награбленного — обыкновенно одна десятая доля — уделялась князю, а остальное — его молочным родственникам.
Другие князья и дворяне — и, конечно, большинство — лично рыцарями ночи не были. Но они считали долгом и задачей освобождать — своей рекомендацией, поручительством, свидетельством или лжесвидетельством — попавшего в руки закона молочного родственника.
В большинстве случаев подобные грабежи не раскрывались, и удивляться этому не приходилось. В каждом данном районе полицейская стража в ту пору формировалась администрацией, главным образом, на основании рекомендации тех же князей. Они рекомендовали своих молочных родственников. Последние, стало быть, бывали призваны ловить и изобличать таких же, как они сами, родственников.
