Император, конечно, отправил Хеверика подальше, а сестре позволил оставить мальчишку при себе. С некоторых пор в императорской семье бастардов держали под рукой и вели строгий учет всех, в ком есть хоть капля крови ифленских властителей…
Все детство Шедде провел при дворе, получил очень неплохое домашнее образование, но счастливая жизнь в одночасье кончилась. В тот осенний день умерла мама, а император признал его единственным наследником. Хеверика же официально простил и приказал не спускать с мальчишки глаз. Разве что ко двору не вернул. Тогда Хеверик уже был командиром одного из военных кораблей, воюющих в Северном Тильсе.
Хеверик, надо отдать должное, быстро придумал, что делать и отправил внезапно обретенного сына в Рутвере, в офицерскую школу морского флота. К тому времени у него самого как раз родился законный наследник… наследник, которому из-за опалы нечего было наследовать.
В Рутвере Шедде нравилось — как нравилось представлять себя путешественником или солдатом или капитаном в одной из больших экспедиций императорского флота. И все складывалось очень даже неплохо, и карьера, и планы — пока в один из дней ему не рассказали о фамильном проклятии и о том, что защититься от него невозможно.
Шедде не очень любил вспоминать то время.
В то время у императора тоже появился первенец. Он не прожил и двух дней, был слишком слаб, но эти дни рядом с Шеддериком неотлучно находились два охранника из особой императорской гвардии. Императрица умерла вторыми родами. С тех пор император долго не женился. И, кажется, был рад узнать, что его незаконнорожденный племянник умудрился пережить свой двадцать первый день рождения…
И когда Хеверик та Гулле собирал флот для войны в Танеррете, Шедде осуществлял свою давнюю мечту — отправиться на поиски новой земли, о которой писали мореплаватели прошлого, что она есть где-то к юго-востоку от Тильского пролива.
Блестящий выпускник Рутвере, прекрасно показавший себя во время нескольких коротких компаний против пиратов, он оказался одним из двух капитанов, которых император утвердил в ту экспедицию. Тогда уже Шеддерик обзавелся и этхарскими саругами, и дружбой Роверика, и пониманием того, что ифленский двор, каким он его помнил — совсем не тот, что есть на самом деле, а мир в целом — несправедлив и жесток.
Прохладный ветер с моря навевал дурные мысли, но небо было ясным и безмятежным.
Ведь есть надежда, что императору просто интересны саруги как способ защиты от проклятия. Но при любом раскладе шансов остаться на Побережье у Шеддерика было мало. Это было в письмах и докладах, которые сианы морской цепочкой передали с островов до закрытия прошлой навигации.
Вот и нужно успеть привести дела в порядок. Так, чтобы у Кинне было хоть немного времени во всем разобраться и собрать рядом с собой достаточно толковых и верных людей.
У него-то нет родового проклятия, даже наоборот. Кажется, все семейное обаяние досталось именно ему.
Правильно Шедде взял его сегодня с собой на встречу с мальканами. Кажется, хозяину Каннегу он понравился, да и Янне убедился, что вреда рэте он не причинял и не собирается.
А сама рэта весь вечер думала о чем-то своем. Хмурилась, словно споря с кем-то у себя в голове. Шеддерик нет-нет да посматривал в ее сторону — что скажет? Как отнесется к новостям?
Себе-то можно признаться, что было неправильно сообщить ей о своем вынужденном отъезде именно так. В присутствии Янне, Каннега, брата, других людей — представителей города и цитадели. Это было неправильно, даже если она уже знала.
Впрочем, время еще есть — можно поговорить, например, сегодня днем, как сестры Золотой Матери призовут тень мертвого сиана к ответу.
Да, так будет лучше всего.
Шеддерик прохаживался по холодной верхней галерее, накинув на голову капюшон от ветра. Кроме него здесь никого не было, да и час слишком ранний, все спят. Но в какой-то момент вдруг услышал подозрительный тихий звук. Словно кто-то едва сдерживает слезы, пережидая, когда же любитель утренних прогулок убредет куда-нибудь подальше.
Он даже вспомнил, что слышит этот звук не впервые. Мимо этого места он проходил уже раза три — галерея не такая уж длинная.
Шеддерик огляделся и увидел, наконец, источник звука. Источник сидел, забравшись с ногами на белую летнюю скамейку, присыпанную редкой прошлогодней листвой. Подол длинного коричневого платья складкой спускался до земли, а руки обхватывали колени. Шеддерик ее узнал — Шиона, компаньонка рэты.
Первая мысль, заставившая даже замедлить шаг, была — что-то случилось с Темершаной, но вчера они втроем вернулись из города почти в полночь, и с ней все было нормально. Значит — другое.
— Позволите вам помочь? — спросил он, подойдя к скамье и дождавшись, пока девушка, наконец, обнаружит, что ее уединение нарушено.
Но та вдруг охнула и вся сжалась, как будто хотела стать еще меньше, хотя — куда уж. И так — словно воробей, нахохлившийся на веточке.
«Ну вот, — подумал Шеддерик. — Уже и юные девицы стали меня бояться».
— Я вас напугал? Извините. Не смею нарушать ваше уединение.
Поклонился и отступил. Зачем еще больше-то ее пугать?
И так понятно, что она тут на рассвете оказалась не просто так. Но захотела бы — рассказала.
Он уже почти ушел, как вдруг девушка передумала молчать.
— Постойте, благородный чеор.
Обернулся. Она уже стояла, глядя в землю и сцепив пальцы в кружевных перчатках. Почему-то эти перчатки первыми бросились в глаза.
— Скажите… меня тоже арестуют? И посадят в тюрьму?
Шеддерик склонил голову набок, и не подумав, спросил:
— А есть за что?
Из красивых глаз юной мальканки тут же потекли слезы. И она несколько раз медленно кивнула.
— Я ведь тоже…
Она тоже участвовала в поджоге и в истории с зельем? Но Гун-хе проверил всех приближенных рэты, всех ее недоброжелателей и даже некоторых из тех, кто просто имел счастье с ней разговаривать. Совершенно точно Шиона была ни при чем.
— Рассказывайте же!
— Мне тоже… очень нравится… нравился… наместник. Я даже написала ему письмо! И я молилась Ленне, чтобы он обратил на меня внимание! А все знают уже, что Вельва… что Вельву арестовали, потому что она его любит.
— Вельву арестовали, потому что она, возможно, причастна к поджогу усадьбы Вастава и еще потому, что она подлила Кинрику столько любовного зелья, что он чуть ума не лишился. Вы тоже подливали моему брату любовное снадобье?
— Нет! И Вельва не подливала. Она не могла, я ее знаю. А если и подливала, то ее нельзя так уж винить. Ведь это из-за любви!
С такой точки зрения Шеддериик на этот вопрос еще не смотрел. Он почему-то сразу был уверен, что дело не в романтических чувствах, если они и были. Скорей — в жажде власти и денег. А гибель сиана та Манга косвенно доказывала его правоту. Если сиан причастен к афере с монастырским письмом, то скорей всего каким-то образом он связан и с другим важным кусочком мазаики — с заговоренным колье. Хотя заклятье накладывал другой сиан, этот тоже был замешан.
