Однако жалованье за истекшие месяцы я выдал всем, числившимся в составе экспедиций. Не хотел денег брать один Орбинский, ссылаясь на то, что они ничего не сделали; но я убедил его взять, так как все остальные, еще менее его работавшие, взяли деньги без возражений.
Несколько слов об Орлове, который в Одессе успел составить себе прочную репутацию ученого с дарованием, но как человека, ничего не стоившего; и лектором он считался из рук вон плохим. Однако в большевицкое время Орлов направил все свои способности не на науку, а на устроение своего материального благополучия. В маленькой обсерватории с пятидюймовым рефрактором (шестидюймовый застрял с ремонтом на все время большевизма в Англии), для обслуживания которой было бы достаточно двух человек, он, втирая ничего не понимавшей местной большевицкой власти очки, сумел раздуть штат до тридцати человек. Из мелких инструментов в средних учебных заведениях он умудрился посоздавать маргариновые
[144] обсерватории, во имя руководства которыми маленькая университетская обсерватория получила титул «главной». Затем, заморочив голову советским «военморам»
[145], в то время, когда на Черном море, после ухода коммерческого и военного флотов с генералом бароном Врангелем, не существовало, в сущности, никакого флота, годного к мореходству, он убедил в необходимости вычислять, по примеру английского флота, свой специальный морской астрономический календарь и делал эти никому не нужные вычисления, получая на них приличные ассигнования натурой и деньгами. Умудрился даже своего сына фиктивно зачислить матросом на соответственное довольствие…
Одесской нивы ему, однако, было мало. Одновременно он устроился академиком в Киевской академии наук, принял профессуру и директорство в астрономической обсерватории в Киеве, где серьезно ожидали его приезда, тогда как он и не думал расставаться с Одессой, а только получал жалованье по всем этим должностям. Мало того, он одновременно, и тоже не расставаясь с Одессой, принял должность декана геодезического факультета в петроградском политехникуме и еще какой-то ученый пост в Томске… В мутной советской воде той эпохи Орловым удавалось ловить рыбу, и естественно, что А. Я. Орлов счел себя кровно обиженным и стал моим врагом, когда я лишил его возможности получать содержание еще по фиктивной должности руководителя постоянной одесской экспедиции при нашей астрофизической обсерватории.
Единственное, что можно было поставить ему в плюс, это то, что, устраивая свои личные дела, он, если это не расходилось с его интересами, помогал устроиться и своим коллегам.
Мне все-таки не хотелось сделать свою одесскую экспедицию безрезультатной, и я решил лично осмотреть Курисово-Покровское. Предварительно, однако, я разыскал еще бывшую в живых Л. И. Курис, у которой я бывал в доме в свои студенческие годы; тогда очень красивая и интересная женщина теперь была дряхлой старушкой, большую часть дня проводившей в постели. Рассказав свой план, я просил ее согласия на отобрание Курисова-Покровского от большевиков для устройства в нем нашего института. Л. И. дала на это полное согласие, так как и ей было бы приятнее подобное использование бывшего ее имения.
Но попасть в Курисово было не так легко. Простая поездка в ту пору, при развившейся махновщине, считалась опасной. Можно было поехать только на автомобиле и с охраной. Все автомобили были, однако, реквизированы властью. Надо было хлопотать об отпуске мне одного из них, и на эти хлопоты я употребил две недели. Начал я с совдепа. Там согласились, что автомобиль предоставить мне необходимо, и дали ордер на Чека:
— У них самые лучшие автомобили! Они вам предоставят по этому ордеру один из них.
Но в Чека отказались обратить внимание на ордер совдепа.
Снова обращаюсь в совдеп. Мне дают ордер на получение автомобиля из совета народного хозяйства
[146].
Но и там с ордером совдепа считаться не пожелали.
Попытался получить автомобиль из морского ведомства — та же неудача.
— Да зачем, — говорят мне, — совдеп дает вам ордера на другие учреждения, когда автомобили есть у него самого?
Это — резонно. Стал я налегать в совдепе.
Дело стало налаживаться, но уже ко времени, когда мне неотложно надо было возвращаться в Москву.
Завоевание Ташкентской обсерватории
Следующей очередной задачей нашего комитета являлось приобретение и создание филиалов. В мою схему входило получение в ведение Астрофизической обсерватории столь близкой мне по всему прошлому Ташкентской обсерватории в качестве филиала.
На стр. 201 уже говорилось о мерах по урегулированию положения этой обсерватории, которые стали возможными только при большевизме, так как ранее военное ведомство не допускало отобрания от себя этого содержащегося на чужие средства учреждения. Комиссия, созванная по этому поводу Тер-Оганезовым, как и все начинания последнего, не кончилась ничем. Обсерватория была захвачена революционными элементами в среде рабочих и астрономов, а ее директором, благодаря своему ничтожеству, а следовательно, и удобству для всех, — был избран Гультяев, о котором я уже тоже упоминал. Генерал Аузан, стоявший во главе военно-топографического управления, следовательно — высшее начальство над обсерваторией, мне говорил:
— Все это, конечно, безобразие. Но я пока терплю, чтобы не вышло еще того хуже.
В процессе организации Туркестанского университета, о чем будет сказано дальше, я, по роли декана физико-математического факультета и профессора на нем астрономии, поднял в совете университета вопрос о том, чтобы теперь отобрать обсерваторию у представителей туркестанского военного ведомства и передать ее новому университету.
В принципе это было единогласно принято, но, так как власть была на местах, то было решено данным делом заняться тотчас по прибытии первого эшелона с университетской профессурой в Ташкент. Для представителей факультета, поехавших с этим эшелоном, я составил обстоятельную записку, которая дала бы им возможность парировать всякие возражения военного ведомства, когда они будут отвоевывать обсерваторию.
Так и случилось: обсерватория была отобрана у военного ведомства и передана вновь созданному университету.
К сожалению, однако, деятели университета ни в какой мере не сумели справиться с попавшим в их руки учреждением. Они не имели в своей среде ни одного авторитетного астронома, так как к тому времени, за моим отказом от кафедры, не удалось еще найти заместителя, а прибывший в Ташкент на короткое время в роли преподавателя Э. К. Эпик
[147], блеснувший здесь в научном отношении, скоро переехал на родину в Дерпт. Остальные же ученые деятели факультета заинтересовались лишь помещениями на обсерватории в качестве квартир, что оправдывалось острым квартирным кризисом в Ташкенте, в связи со страшно расплодившимися здесь советскими учреждениями, а также весьма пригодным для хозяйственной эксплуатации парком обсерватории в восемнадцать десятин. В результате штат обсерватории стал быстро расти: к имевшимся уже здесь немалочисленным астрономам революционного времени присоединились примазавшиеся деятели из университета, и штат обсерватории дошел до нескольких десятков человек, почти сплошь не имевших прямого отношения к астрономии.
