Потихоньку подкрадываются… Хищники.
— Не пугай ее, — пробасил Давид, поворачиваясь к приятелю и глядя на него зло и раздраженно.
— Никого я не пугаю, дебила кусок, — тоже недобро огрызнулся Глеб.
А я поежилась. Очень уж эта беседа не походила сейчас на обычные дружеские перепалки, что мне доводилось слышать у них раньше.
Нет, здесь была реальная злость, ярость, нетерпение. Словно на ринг выходят. И ненавидят друг друга не как соперников в бою, а как врагов. Смертельных.
Мамочки мои, это что же происходит сейчас???
— Пугаешь, вон на ней лица нет, одни глаза остались!
— Да это ты ее напугал, гад, на выходных!
— Нихрена я ее не напугал! Ей все понравилось! Она согласная была! Если б не этот урод, она уже моя была бы, понял, ты?
— А вот с этого места поподробней!
— Нечего тебе подробности знать, не твое это дело! Сам проебал ее! Вот теперь и отвали!
— Ничего я не проебал! Я ухаживал! А ты, скотина, в обход меня, в обход нашего уговора пролез! А еще и слово давал!
— Да ты вокруг еще три года бы танцевал! Ухаживал он! Да следами твоих ухаживаний вся рожа раскрашена! Ты на ринге столько не ловил рылом сколько от нее!
— Да что ты понимаешь, тупая деревня! Я все рассчитал! А ты…
Я слушала этот бред со все возрастающим изумлением, не умея поднять с пола отвалившуюся туда в самом начале перепалки челюсть.
Ощущение при этом у меня было, как у Алисы в Зазеркалье. Какой-то вязкий кошмар, дурман и дикость.
Глеб наскакивал на Давида, как волк на медведя, оскалившись и чуть ли не хватая того за грудки.
Давид, обманчиво спокойно и лениво поворачиваясь в сторону угрозы, отвечал. Внешне вполне размеренно и четко, лишь немного повышая голос, и это жутко походило на рычание.
А я все никак не могла отделаться от сюрреалистичности происходящего.
Два моих студента на полном серьезе сейчас ругаются и делят.
Меня!
Не спросив ни разу, как к этому отношусь я!
Как к ним отношусь!
Нет, конечно же, часть моей вины в этом есть. Могла бы сразу же прекратить все, еще в первый раз, когда Глеб силой поцеловал меня. Могла бы дать делу ход, пойти в деканат… Глупость страшная. Сразу с волчьим билетом вылетела бы. Студенты-старшекурсники, гордость университета. И какая-то блатная пигалица, что перед ними, не иначе, хвостом вертела, вертела и довертелась. Смешно и глупо.
Но все равно могла бы дать понять более жестко, что не согласна. А я… Расплылась, разнежилась… Позволила… Многое позволила, дура.
А уж с Давидом мне и оправдания нет никакого. Вообще не сопротивлялась.
Распутная, глупая овца.
Вот теперь разруливай то, что натворила.
Двое друзей не-разлей-вода, армейских товарищей, из-за тебя глотки друг другу готовы перегрызть.
Конец мужской дружбе, конец хорошим отношениям, да и твоей карьере конец, слабая ты на передок баба!
И вот что делать?
Парни ругались, предъявляя друг другу претензии и по-прежнему полностью игнорируя меня. Словно самцы, разбирающиеся из-за самки и не сомневающиеся, что она пойдет с победителем.
Каменный век какой-то, дикость!
И я в этом всем! Попала! Как я так попала?
— Дава, слушай, — Глеб внезапно успокоился и заговорил тише и размеренней. Отчего-то эта смена тона резанула предчувствием грядущей жести. — Ну чего ты хочешь? Ну ты же понимаешь, что тебе с ней не светит. Тебя на родине невеста ждет…
— Не твое дело, кто меня где ждет, — Давид, очевидно, страшно разозлился от такой подставы со стороны друга, быстро глянул на меня, обжег черным взглядом предостерегающим, и двинулся на Глеба. Страшно. Неотвратимо.
Глеб, нисколько не испугавшись, согнулся в привычной стойке дзюдоистов, показательно небрежно скинув руки вдоль тела.
Это они что???
Это они мне здесь бой гладиаторов решили устроить???
Опозорить меня и самим опозориться?
Ведь разломают тут все к чертям! И на весь университет шум будет!
— Стояаааать!
Вот уж не знаю, откуда во мне вдруг такой голос прорезался. Генеральский практически. Наверно, кто-то из моиз предков армией командовал.
Я удивилась страшно самой себе и замолчала, испуганно глядя на обернувшихся в мою сторону дуэлянтов.
Они, наверно, тоже ничего подобного не ожидали, судя по вытянувшимся лицам.
А я, быстро переборов изумление своими вновь открывшимися способностями, решила ковать железо, пока горячо.
— Я, конечно, понимаю ваше сильное желание разобраться в ситуации. Я тоже очень хочу это сделать. И прежде всего прояснить свою позицию.
Так. Теперь выдохнуть, оценить реакцию.
Отлично, слушают.
Продолжаем разговор.
— То, что произошло, всего лишь недоразумение. И, — тут я опять повысила голос найдя какие-то особые убедительные нотки, — не повторится ни при каких условиях! Глеб, — я развернулась к нему, с вызовом дернула подбородком, стараясь не прятать взгляд и не дрожать в звуках, — ваше поведение мерзко. Силой принуждать женщину — недостойно мужчины и воина. Я вам два раза отказала, как мне казалось, в достаточно жесткой форме. Очень жаль, что вы не поняли! Давид, — я смело посмотрела в черные, огненные просто глаза, — я была немного не в себе, когда позволила вам… Я чуть-чуть выпила, а мне совершенно нельзя этого делать. Так что это все ошибка и глупость.
Они смотрели на меня молча, и выражение глаз, таких разных, но одинаково неуступчивых, заставляло подгибаться колени. Невозможно выстоять. Жуть какая-то, гипноз, морок. То, как они смотрят, дышат, стоят, словно вот сейчас, сию минуту, набросятся на меня, на части разорвут.
Все это было совершенно невыносимо, страшно. И сладко. По телу непрерывно проходили теплые волны эмоционального напряжения, от сердца, бешено и заполошно стучаегося в грудную клетку, до кончиков пальцев ног, поджимающихся в нетерпении. Ожидании… Чего? Пока кто-то, не считая нужным слушать мой бред, просто сделает первый шаг, пересекая черту?
Но нельзя. Нельзя!
Я сделала короткий вдох и продолжила, ставя окончательную точку в этой глупой, неоднозначной ситуации:
— Я обручена с Юрием Денисовичем. Вы, может, не в курсе, но мы планируем пожениться. Уже все решено. Я люблю его и не хочу никаких других… Отношений. Не знаю, что вы себе придумали, и к чему вообще это все затеяли, но я прошу вас остановиться, пока не поздно. Иначе мне придется уволиться. Потому что дольше терпеть ваши… притязания я не в силах.
Оглушающая тишина навалилась на нас, разом придавив к полу.
