Потому что вопрос встал настолько вовремя, что впору поверить в судьбу.
Давид со все возрастающим недоумением разглядывал ржущего Глеба, это еще больше того распаляло, на дикий хохот стали подтягиваться другие студенты, которым тоже было ужасно интересно узнать, что же такого смешного сказал или сделал всегда серьезный Давид.
— Я думаю, что Татьяна Викторовна потом на все ваши… эээээ… вопросы ответит, — Юрик, тоже еле сдерживаясь, чтоб не заржать в голос, взял меня за локоть и утащил прочь. Давид проводил нас недоуменным взглядом и опять обернулся к загибающемуся от смеха Глебу. Постоял немного, оглядывая практически катающегося по асфальту приятеля, затем приподнял его над землей за шкирку, встряхнул, пытаясь привести в себя. И все это с серьезным, каменным буквально лицом. Эта эпическая картина рассмешила всех, кто подошел на шум, и последнее, что я видела, когда оглянулась уже от дверей университета, как Глеб ржал, в изнеможении держась за плечо Давида и вытирая слезы, а Давид стоял и молча ждал, пока у друга пройдет истерика.
И это было монументальное зрелище.
Обрадованная, что казнь моя, похоже, все-таки откладывается, я спешно попрощалась с Юриком, проводившим меня внимательным взглядом и напомнившим о совместном обеде, и убежала на кафедру. Катю почему-то не встретила там, видимо, она убежала раньше на занятие.
У меня оставалось ровно пять минут до начала пары, и я потратила их на то, чтоб дрожащими руками закинуть в рот парочку седативных. Ни к черту нервы, совершенно. И, если так дальше пойдет, стану окончательно психичкой. А все почему? А все потому, что ноги не сумела держать сдвинутыми, когда это было необходимо.
Вот и пожинаю плоды.
И теперь уже явно поздно посыпать голову пеплом. Мои любовники этой ночью расставили все точки над i, окончательно. Пояснили, в перерыве между сексом, насколько у них все серьезно по отношению ко мне. И насколько давно уже у них все серьезно. И что не собираются они из-за этого ссориться друг с другом.
А зачем? Когда всем вместе хорошо? Они практически братья.
А я — их. И это навсегда. Ну, по их мнению, навсегда.
Потому что я засомневалась, и меня тут же принялись убеждать в серьезности своих намерений. Доводы были очень вескими. Я бы сказала, основательными. И мне прямо было заявлено, что никуда я не денусь, что брыкаться бесполезно, потому что они не дураки, и все прекрасно видят и чувствуют. Наше совместное притяжение, наше понимание, нашу химию. И такое случается вообще раз в миллион лет. Поэтому все глупые загоны — отставить, и решение проблем оставить тем, кто их и должен решать. То есть, мужчинам.
И это было очень мило. Наивно, конечно. По-юношески максималистски. Но так круто!
Что я с ними согласилась. Потому что хотела, черт! И не смогла отказаться от такого подарка судьбы.
Неизвестно, сколько это все протянется у нас, но я каждой минуте буду радоваться.
Вот только бы с Юриком успеть разобраться, чтоб под раздачу не попал.
По пути на пару я встретила Алиева, которого по-прежнему не допускала до занятий. Вид у него был очень довольный. Как у кота, только что нажравшегося хозяйской сметаны и не спалившегося на этом. Странно… И вообще непонятно, какого черта он крутится возле аудитории. Если только…
Я, смерив его уничижительным взглядом и не ответив на глумливое "здрасьте", открыла дверь аудитории и первым делом нашла глазами Катюшу. И сердце упало.
Девочка выглядела потерянной, глаза на мокром месте, прятала лицо и украдкой прикасалась к губам. Явно слишком красным и припухшим. Да и ворот кофточки перебирала тонкими пальчиками, пытаясь повыше поднять.
Гнев во мне, переродившися из ужаса, который испытала только что на стоянке университета, полыхнул с такой силой, что никакие седативные не помогли. Я швырнула папку с конспектами занятий на стол, рявкнула студентам что-то о том, чтоб готовились к самостоятельной работе по Ахматовой, и выбежала из кабинета.
Искать Алиева.
В том, что он встречи со мной не переживет в этот раз, я даже и не сомневалась.
Алиев нашелся неподалеку. Сидел себе, скотина, в уголке рекреации, в телефоне лазил.
Звонок уже прозвенел, никого не наблюдалось вокруг, чему я была очень рада. Никто не помешает растерзанию твари.
Он поднял взгляд на звук моих шагов, не удивился, наоборот, поощрительно развалился на лавке. Типа, ну давай, учителка, расскажи мне, какой я плохой.
А я не стала разговаривать. Просто сходу пнула острым мыском туфли по ноге, очень точно попадая в болевой центр (угадайте, где научилась? ага!), с удовольствием пронаблюдала скуксившуюся морду твари, подошла ближе и наступила каблуком на другую ногу. В понтовом таком дорогущем кроссовке. Очень легком и удобном. Каблук пробил насквозь тонкое покрытие и в ступню вошел. Надеюсь, до крови.
Алиев рванул в сторону, тихо шипя под нос, но я не пустила, ухватив за ухо и вонзая ногти.
— Замри, сука. А то сейчас еще и по яйцам получишь.
Алиев понятливо замер. Пыхтя и сжимая в лапе телефон. Косил на меня зло, уже понемногу отходя от боли.
Ну спортсмен же, конечно. Боль терпеть мы умеем, извлекать выгоду из, казалось бы, безнадежного положения, тоже. Хоть и не получал титулов чемпионских, но все же и не полный ботан.
И не визжит по-свинячьи, как многие другие на его месте. И это уже хорошо. Мне вот не надо, чтоб народ сбежался опыт мой преподавательский перенимать.
Я его пока не патентовала.
— Слушай сюда, скот, девочку ты тронул в последний раз.
Алиев попытался что-то сказать, но я чуть повысила голос и чуть сжала ногти. Сразу же замолчал.
— Мы с тобой в интимной обстановке разговариваем, не надо выделываться и говорить, что ты ни при чем. Отвали от девочки. Понятно? Я последний раз тебя предупреждаю цивилизованно.
И тут я немного потеряла контроль, увлекшись воспитательной беседой.
А Алиев, оказавшийся совсем не промах, сумел сгруппироваться и вывернуться из моих рук. И очень быстро провести рокировку, прижав меня к стене лицом и поймав шею в захват.
Я, шипя от злости, дернулась, но рука двинулась на шее, слегка придушивая и намекая, чтоб не проявляла инициативу.
— А вот теперь поговорим, Татьяна Викторовна, — по-змеиному зашипел мне в ухо гад, — о ваших педагогических методиках… Я все на телефон записал, там видно плохо, но слышно хорошо.
Глава 31
Я замерла. Ах, он гад! Сволочь!
Опять дернулась, опять сильнее сжалась рука на моем горле.
— Спокойно стой, коза, бля, — голос грубый, жесткий. — И слушай сюда. Девку перестань пасти. Она моя давно уже. И ты не в тему нам. Поняла? Еще хоть раз вякнешь что-то, запись пойдет в сеть. Ясно? Кивни. Вот так… Заучку чтоб в общагу вернула, у меня на нее планы. А меня на занятия допустила. И зачет поставила. И вообще, не отсвечивай больше. Ясно тебе? Кивни.
