Кровь бросается к лицу, я моментально краснею до корней волос. Андрей жестом предлагает продолжить дорогу, он считает, что конфликт исчерпан. Но я не могу и шагу ступить. Он отчитал меня как подчиненную, будто я его секретарша. Это недопустимо.
— О какой именно лжи ты говоришь? — смотрю ему в глаза.
— Ты хотела сменить тему.
— Я передумала.
— Передумай еще раз.
Я качаю головой. Вот и первый конфликт, что будет, если никто не уступит? Щеколда на двери рискует никогда не быть прибитой, дверь — не повешенной, а общее жилье — не купленным. Андрей слегка улыбается, сглаживая ситуацию, пожимает плечами:
— Пока мы с Голубевым делали вид, будто друзья, он успел много чего слить мне в уши, как бы я ни пытался соблюдать дистанцию. Поток его слов остановить иной раз было просто невозможно.
Мои щеки продолжают пылать, пальцы дрожат.
— Вы обсуждали меня и мою интимную жизнь? Как это благородно!
— Надеюсь, ты не думаешь, что я засыпал его наводящими вопросами? — парирует мрачно, мое сердце колотится на разрыв. Между нами прямо на глазах будто трескается и расходится земля. Мы стоим по разные стороны от непреодолимых обстоятельств. Стыда, обиды, несправедливости. Кто первый бросит мостик? Бросит ли кто-нибудь?
— Андрей, что он успел наговорить тебе обо мне?
— Это неважно. Оно умрет вместо со мной, — он обнимает меня за талию, я мягко освобождаюсь, и он послушно убирает руку. Мы не разрываем зрительного контакта, он говорит спокойно: — Лидия, тебе не на что обижаться, я просто попросил тебя не лгать, — я продолжаю на него враждебно смотреть, не моргаю, он чертыхается: — Конечно, я ревную! — разводит руками. — Это контролю не поддается. И да, меня трясет от одного вида этого ублюдка с того дня в суде, когда я понял, что ты — это Яблочки. Мне не нравилось, что ты замужем, а потом оказалось, что твой муж — мой клиент!
— Бывший муж.
— Мне хочется убрать его с дороги, сделать так, чтобы его не было. Ну а как ты себе это представляла? Да, мы цивилизованные люди, я знаю, что ты была замужем, и для меня это значения не имеет. Ты так смотришь на меня, будто я на тебя нападаю, это неправда.
— Ты как раз нападаешь.
— Нет, я… вообще не понимаю, почему мы ссоримся.
— Потому что ты захлебываешься тупой ревностью, хотя я здесь и с тобой. И прошлую ночь я провела в твоих руках. И возможно, я от тебя беременна. Но ты все равно бесишься.
— Я… — Осадчий подбирает слова, кому расскажешь — не поверят. — Я пытаюсь все контролировать, и когда что-то выбивается, меня это нервирует.
— С этим нужно что-то делать.
— Я попытаюсь, — он отвечает моментально, не давая и вздоха совершить. Он даже не замечает, как пытается подавить каждой фразой, каждым жестом. Но меня такие отношения не устраивают.
— Андрей, я пересылаю тебе не все сообщения Влада. Сразу после победы в суде он просил у меня шанс, клялся исправить ошибки, обещал, что теперь все будет иначе. Он написал, что подарит мне «Рувипшоп». И продолжает писать каждый день, что любит, не может забыть, что погибает без меня. Что тоже устал от этой войны. И что если я спасу его, то никогда не пожалею, — я говорю спокойно, Андрей психует. — Но Андрей… Андрей! Посмотри на меня, я здесь, и я, блин, с тобой! Твоя ревность более чем неуместна. Я бы не хотела, чтобы ты мне ее демонстрировал без повода.
Он молчит, глаза бегают. Я не собираюсь с ним конфликтовать, но считаю, что границы нужно установить сразу. Говорю предельно спокойно и мягко:
— Я бы не хотела, чтобы ты позволял себе подобный тон по отношению ко мне или обвинял во лжи. Это несправедливо. Да, я лгала тебе, когда назначала свидания в гостинице. Я уже знала, кто ты, и скрыла это. Но учти, я никогда тебя ни о чем не просила. Я рисковала, когда просто… — на глаза наворачиваются предательские слезы: — я любила тебя там. Искренне и отчаянно. И продолжала любить, несмотря ни на что.
— Я это все учел уже давно.
— У тебя есть какая-то своя логика, я знаю. Если из-за нее ты теперь будешь всегда меня подозревать, у нас ничего не получится, — говорю совершенно серьезно, а внутри все клокочет. Он сказал, что я его мания. Страшно ли быть манией такого человека?
— Я, видимо, забылся, — он растерянно проводит рукой по волосам. — Сейчас не лучшее время, очень много всего происходит. Я очень долго тебя искал, малышка. Меня уводит не в ту сторону, признаю.
— Андрюш, я — твоя женщина. Просто расскажи мне, что тебя тревожит. Дальше нас двоих это не уйдет. Ты можешь полностью доверять мне. Я — твоя женщина, привыкай к этому, — мы смотрим друг другу в глаза, он берет меня за руку, целует запястье, затем тыльную сторону ладони, прикрывая глаза. Мы одновременно решаем продолжить прогулку.
— Хорошо. Я зря это начал, Лидия, — голос звучит намного легче. — Он рассказывал, что из-за его пьянства у тебя были выкидыши. В контексте, что он очень жалеет об этом, во всем винит себя, и вернуть бы время — он бы сделал все, чтобы сохранить семью. Наверное, он тебя правда любит, я не знаю. Возможно, это меня и злит.
— Это неправда, — говорю я спокойно, но уверенно. — Он алкоголик, патологический врун. Неужели ты не разобрался в этом?
— Зачем лгать в таких вещах?
— Я не знаю, ты юрист, найди объяснение. Я могу поклясться, если хочешь. Я, как и ты, не хотела торопиться в этом вопросе. Знаешь, меня воспитывали так, что я должна сперва встать на ноги. Моя сестра — самый лучший, добрый и замечательный человек на свете! Но она ни на одной работе не смогла продержаться дольше полугода! — улыбаюсь широко, Андрей тоже. Жанна всегда разряжает атмосферу. — Она кое-как закончила школу, живет с родителями. А я в четыре года выучила все буквы и освоила чтение, в пять — решала примеры до ста. У меня серебряная медаль и диплом с одной четверкой. Отец всегда говорил, что я — его надежда. Андрей, не ты один учился и вкалывал на износ. После университета я работала менеджером, параллельно разрабатывала концепцию «Рувипшопа». А потом Влад начал пить, я не собиралась рисковать здоровьем. Да и он довольно быстро опротивел мне. Ты единственный мужчина, которому выпала честь кончить в меня, — усмехаюсь.
— Это хорошо. В смысле, я рад, что тебе не пришлось пройти через все то, о чем он рассказывал. Как-то это все… больно. Я не хочу, чтобы тебе было больно.
И тут меня осеняет:
— Боже, он, возможно, и сам так думает! Ну конечно! Это все Диана Петровна, его мать! Она готова на все, чтобы вылечить сына от пагубной привычки. Скорее всего, она хотела его напугать. Это как раз в ее стиле, кстати. Он ей всегда верит.
— Э-э-м, он что-то говорил про нее.
— Постарайся забыть все, что услышал от него, их с матерью больные фантазии имеют ко мне мало отношения, — я гордо выпрямляю спину. — И имей в виду, есть вероятность, что наши дети будут рыжими.
