— Мне нормально. Вяжи уже, паук.
Последний штрих в моем произведении искусства — натянутая за волосы голова, напряженное лицо нижней, прикрытые глаза и полуоткрытые губы.
Я знал, что сейчас узлы и веревки делают за меня мою работу, доводят прелюдией до точки взрыва, готовя мою нижнюю для меня. Но и я сам был неспокоен. Ох как неспокоен.
— Ты так прекрасна…
— Как она?
— Она? Лучше. Несравненно лучше, — от спазмов в горле у меня перехватывало дыхание.
Я так хотел Лину, но не понимал чего больше — физического или духовного слияния.
— Теперь ты можешь мне довериться?
— Да.
— Во всем? Всегда?
— Да.
— Ты моя, Лина, ты принадлежишь мне, своему Мастеру.
— Я твоя, Мастер, — послушно повторила Лина, и вдруг распахнула глаза и потребовала: — Чуть не забыла! Сфотографируй меня со всех сторон, я тоже хочу увидеть то, что видишь ты.
— Ладно хоть не для инстаграма, — усмехнулся и взял телефон.
Обходя Лину по кругу, не удержался и лизнул между разведенных ног, словив нетерпеливое шипение и требование повторить. Потом просьбу и под конец уже мольбу.
— Я занят, видишь, снимаю…
И тут обратил внимание на небольшую синюшность левой руки.
— Давно рук не чувствуешь?
— Давно…
— Что же молчишь?!
Я быстро опустил козявку, и тут же дернул основной узел на руках, чтобы распустить обвязку.
— Бо-о-оже…
— Это еще не всё, — злорадно объявил я, чувствуя, как в её руках восстанавливается кровоток. — Теперь я тебя трахну, коза!
Я специально оставил обвяз груди и ног, зная, что реакция на проникновение и пощипывание сосков будет острее. Хотела меня? Тогда бери полностью, без остатка.
Всё слилось в один длинный агонизирующий момент. Я входил в её тесное истекающее лоно под ритмичные стоны, ударялся головкой в напряженные пульсирующие стенки внутри и сдерживался из последних сил, чтобы кончить вместе.
Кто сказал, что в слияние нельзя совместить физическое и духовное наслаждение? Сейчас я доказывал обратное, подкидывая нас на вершину мироздания, чтобы там уже рухнуть, обнимаясь и срастаясь навсегда.
Я упустил момент, кто дёрнулся и закричал первым. Но она трепетала подо мной, стискивая руки, хватаясь за волосы и рыдая от накрывающих спазмов. А я содрогался над ней, прикрывая мою девочку сверху, закрывая, защищая и чувствуя, как она становится моим сердцем…
* * *
Вечером, потрясенный новым состоянием, я впервые вывел мою нижнюю в тематический закрытый Клуб.
Она очень нервничала, постоянно ощупывала мой ошейник и немного дергано улыбалась.
— Ты со мной и ты моя. Никто не посмеет даже смотреть в твою сторону.
— Даже если мы будем делать неприличные вещи?
— На публике мы не будем делать такое, я не заставлю тебя.
— А разве у вас, доминантов, не принято хвалиться своими игрушками?
Я хмыкнул, почесав висок:
— Когда приходишь с игрушкой, тогда, наверное, есть смысл продемонстрировать её каждому.
— Как новенький айфон?
— Что-то вроде. Но ты не игрушка.
— То есть тебе не хочется похвалиться мной?
— Ты дуешься?
— Нет, я хочу, чтобы каждый в Клубе знал, что ты занят! Что у тебя есть нижняя. И она самая лучшая.
— Ты самая лучшая. Главное, что об этом знаю я.
— Похвались мной.
— Моя, в этом Клубе всё прилично. Я не знаю как… Иногда сабы демонстрируют свои умения, это как резюме для Домов… Но я не хочу даже заводить тебе резюме. Ты совершенно точно дома менять не будешь.
— Хм… Но я же обязана слушаться тебя?
— Конечно.
— Ты ведь можешь приказать мне в Клубе исполнить что-нибудь для тебя?
— Теоретически, да.
— Вот и чудесно! Не забудь только.
Умение моей козявки определилось сразу же, как она увидела пилон.
— Пора хвалиться мной, а то после ужина мне будет тяжеловато крутиться у шеста.
— Черт, не нравится мне эта затея.
— Саша! Кто у нас доминант? Приказывай, я жду.
— В понедельник ты наказана, помнишь?
— А это тут при чем?
— Удвоим наказание. Весь день будешь ходить в офисе без трусов…
— А… легко.
— И с шариком между ног, — закончил я.
— С каким шариком?
— Познакомлю вас в понедельник. А теперь иди, танцуй.
Господи, как я мог разрешить козе выйти на сцену Клуба?!
Я даже не подозревал, как мастерски она владела телом на шесте. Нет, я видел её тело, я оценивал её потенциал. Да что там, я боготворил каждую клеточку её тела. Но одно дело догадываться, другое увидеть собственными глазами.
Надо будет заказать и установить пилон в спальне.
— Охренеть, какая пироженка, — присвистнул надо мной Егор и присел к столу. — Чья, интересно?
— Моя, — процедил я, впервые отвлекаясь от Лины и оглядывая оцепеневший зал.
Каждый Дом поглощал мою нижнюю глазами, оценивая и примериваясь к ней.
— Моя нижняя. И я не делюсь.
Я встал из-за стола, подошел к подиуму и вытащил ремень из шлеек. Черт, вместо того, чтобы поцеловать Лину, восхититься её красивым танцем, я буду вынужден ставить клеймо принадлежности мне публично.
Зато похвастался. Вот ведь как коза умеет!
И эта коза — моя.
Это были самые пронзительные выходные, самые наполненные молчанием и принятием друг друга. Она все чаще останавливалась и замирала, разглядывая меня и улыбаясь. Я все чаще подходил к ней и обнимал, целовал то в губы, то в висок, то в макушку.
В понедельник наш замкнутый мир так и остался на своей орбите, удивительно лояльно подстраиваясь к внешним условиям и к вибрирующим шарикам в её лоне. Совместные обеды, вечерние прогулки, и долгожданные утренние часы, когда мы смертельно соскучивались друг по другу за ночь.
— Я думаю, мне пора поговорить с твоим отцом, — сообщил я в пятницу Полине, после тренировки с Костей и его странными намёками, что не дело мне оставаться холостяком, когда на горизонте нарисовалась подходящая девчонка.
— О чем?
— О нас.
— Ой… А не рано?
— Как бы не стало поздно. И я не хочу больше отпускать тебя каждый вечер. Твое место рядом со мной.
