— У нее будет второй шанс. Должен быть. Я оставлю ей всё, обеспечу материально, буду любить каждый день, делать запоминающимся каждый год, но я не смогу прожить с ней всю её жизнь. Хотя безумно благодарен, что она проживет со мной мою…
Я вздохнул, сердцем чувствуя его тоску.
— Но впереди еще полжизни, так чего тратить её на прощание? Сделай эти двадцать лет особенными и для нее и для себя.
— Да, Кость, да.
— И по поводу внуков. Понимаю, что тебе смысла нет тянуть, но ей-то…
— Понимаю. Но больше одного не будет. Одного я успею на ноги поставить, образование дать, в бизнес ввести, но не больше… Оставлять её потом с двумя детьми, пусть даже не нуждающуюся, я не рискну.
— Это верно. Не каждый мужик на бабу с чужим прицепом позарится. Но я всегда думал, что у нас по дому и по саду ватага ребятни бегать будет. Только прав ты. Надо оставить ей шанс прожить еще одну жизнь. Сорок лет — не возраст. Это я по Маринке вижу.
Затронув больную тему, замолк. Обычно мне легко было вываливать на Саню свои проблемы, но как только тот стал моим зятем, появилась невидимая граница. Это как яйца курицу не учат, так и от зятя советы тестю получать как-то совестно.
А больше поговорить было не с кем. И Саня это чувствовал:
— Что с Маринкой вообще происходит? Ты мне так ничего и не сказал.
И из меня полилось:
— А чего говорить? Я тебя тогда услышал, но не придал, наверное, значение. Мне казалось, всё у нас зашибись: свой дом, своя земля, дочь в академии, бизнес. Ну чего еще надо? А потом принес ей новости про вас, и Маринка взорвалась. Будто и не жил я с ней эти восемнадцать лет. Столько о себе нового узнал…
Я вздохнул и затянулся. Саня не подгонял, ждал, смотрел на Полинку.
— Так что, из всего ей сказанного я понял одно: не так мы живем, не устраивает её жизнь со мной, я не такой, другой ей нужен… Или другие, хер поймешь. Но жопа ищет приключений. Я и отпустил.
— В смысле?
— В прямом. Предложил ей взвесить ситуацию и решить: вместе мы дальше или по отдельности.
Вот теперь Саня полностью переключился на меня. А я думал от созерцания Полины его только падение боинга в огород отвлечь может.
— И как дальше?
— Пусть решает. Я не могу удерживать насильно. И не могу понять её желание «разнообразия». Это что получается, она от меня хотела разрешение на блядство получить? Охренела?
— В женщинах мало логики, я тебя предупреждал.
— Я тебе не поверил. Что ты можешь знать о женщинах, почти сорок лет избегая их? Но оказалось, это я нихрена о них не знаю. Думал, что обеспечиваю семью, езжу без отмазок к её маме, привечаю её подружек, значит, идеальный муж. А вот хрен. А когда спросил, чего ей надо, посыпалось это…
— Что?
— Бред! И живу не так, и ношу не то, и трахаю недостаточно. А то, что я тупо не успеваю расслабиться с домом, хозяйством, работой и её мамой — это не считается.
— Ну трахнул бы, я же говорил.
— Говорил. Трахнул. Дня три помалкивала, а потом опять начала. Только теперь из-за Польки.
— А чего с Полиной?
— Не доглядел, понимаешь? Нельзя было тебя к ней подпускать. И если я не тряпка, должен вмешаться и убрать тебя. Причем, пока сама Полина не проявляла к тебе интереса, ты Маринке не мешал, она тебя тоже считала отличной партией, подружек всё пристроить пыталась. Но как дочь заметила, какой ты классный, как отрезало. И подруги пропали и сама притихла. Думал, смирилась. Но с Полькиным выбором Маринку снова как подкинуло. Или, говорит, я, или твой друг. А я ей: ты в своем уме? Заставляешь меня выбирать между тобой и дочерью! Саня, говорю, её мужчина.
Я замолчал, чувствуя, что сердце начинает заходиться, а сам перехожу на крик. Заметил непонятный жест Сани, потом понял, когда с веранды спустилась Полина и подала мне стакан с водой.
— Спасибо, доча.
Я выпил, убрал стакан и посидел, изредка поглядывая, как Полька снова прильнула к Сане, что-то прошептала ему на ухо, но он покачал головой и развернул дочь в сторону дома.
— Иди, моя, мы с твоим отцом договорим, потом поедем.
Он дождался, когда Полина вернулась на веранду и снова погрузилась в телефон.
— Я так понимаю, после ультиматума ни ты ни она уже договориться не пробовали?
— Нет. Там глухая стена «ты меня не любишь». И это после всего, что я о себе узнал.
— И ты серьезно её отпустишь?
Я обреченно кивнул. Мне не нравилось мое будущее без нее. Как ни крути, но я всю жизнь прожил ради её мечты. Но и оставаться при таких условиях вместе не хотел.
— Сейчас чемоданы наверху собирает. Я чего вас и позвал. Если все же одумается, и мы поедем в тур, то за домом посмотреть придется. Полька всё знает, как тут что. А вот если Марина съедет к матери, то может вы с Полькой вместо нас в тур? К океану?
Саня прищурился и покачал головой.
— Ты знаешь мое отношение к Маринке. И помнишь, что я был против вашей свадьбы. Сейчас то понимаю, что это судьба. Без вашей встречи, любви, семьи, я бы не получил своё счастье…
— Ой, Сань… Вот не надо. Ты можешь делать с Полькой чего хочешь, но мне знать и представлять это не хочется. Избавь! У меня кишки переворачиваются, стоит только представить, как ты её…
Друг ухмыльнулся, облокотился на колени и снова посмотрел на Полину, только теперь другим взглядом, не отеческим, а плотоядным. Черт, привыкну ли я к этому?
— Я понял, Кость. Но сказать хотел, что Маринка никогда не была дурой. Иначе не выбрала бы тебя. Просто перестань жить ради ее мечты, подумай, что хочешь сам. Вдруг твоя мечта ей придется по вкусу?
— Да?
Саня пожал плечами и улыбнулся.
Хрен знает, как наша с Маринкой жизнь дальше сложится, но за Польку я был спокоен. Саня даст ей всё! И что она хочет, и что захочет он. Из шкуры вылезет, но даст.
* * *
Оставив Костю решать его проблемы, я повел козявку к машине.
— Чем хочешь заняться сегодня вечером?
— Ммм, — задумчиво протянул я, — с учетом твоих месячных, у меня не самый широкий выбор.
— Да, — чуть капризно подтвердила Лина, — хочу свернуться клубочком и полежать.
— Клубочком, говоришь? — я прищурился от озарившей меня мысли. — Тогда поиграем.
— Ой, нет! Я имела в виду обычный клубочек, а не тот, в который ты меня можешь завязать.
— Прекрати, это будет весело.
— Кому, дядя Саш?
Может, она и не хотела, но в игру включилась. «Дядя Саш» уже давно стало сигналом к началу игры.
— Нам обоим, — коварно ухмыльнулся я, заводя ей руки за спину и цепляя наручниками.