– Так-то оно так, и твоя логика понятна. Но вспомни, когда звонил по телефону генерал Кондзеровский? Как сказал Пахом, ещё до прибытия в резиденцию команды разведчиков поручика Силина. Так что генерал Кондзеровский о ней ничего не знает. Думает, что дворец охраняют только семеро боеспособных джигитов, оставшиеся без лошадей в результате нападения на царский выезд. Остальных Михаил отослал в Петроград. Получается, что ночью дворец в Гатчине практически беззащитен. Даже сорок плохо обученных пехотинцев должны справиться с семью безлошадными кавалеристами. К тому же их будут поддерживать два броневика. Так что вывод ясен – нужно давить Михаила ночью во дворце. Устраивать засаду на дороге чревато – наверняка утром во дворец прибудут джигиты из «дикой» дивизии, чтобы сопровождать Михаила в Сенат. Наверняка они обнаружат броневики засады и ликвидируют их. После нападения на царские кареты охрана Михаила настороже и при малейшем подозрении будет открывать огонь на поражение. Броневики и даже хорошо замаскировавшихся вооружённых людей от всадников-ветеранов не спрячешь. У настоящих джигитов даже кони чуют засаду.
Мне так и не удалось полностью досказать свою мысль Кацу. Раздался стук в дверь, и появившийся Пахом доложил:
– Ваше величество, как вы и приказывали, поручик Силин прибыл. Разрешите пригласить его в кабинет?
– Давай, Пахом, зови!
Вошедший поручик попытался что-то доложить. Но я остановил Силина вопросом:
– Поручик, в твоей команде гранаты есть?
Удивлённо вытаращив на меня глаза, Силин ответил:
– Так точно, имеются!
– Хорошо! Сегодня ночью на резиденцию ожидается нападение. Со стороны нападающих будут использоваться броневики. Так что против них твои ребята должны будут применить гранаты. Твои разведчики обучались отражению атаки противника на бронетехнике?
– Так точно, каждый зачисленный в команду разведчиков в обязательном порядке проходил обучение незаметному подходу к бронетехнике противника и её уничтожению. Вот нижние чины команды связи таких навыков не имеют.
– Тогда гранаты раздашь только разведчикам. Связисты при появлении броневиков пускай не дёргаются и ведут огонь только по пехоте противника. Слушай, поручик, если у тебя люди обучены незаметно подкрадываться к бронетехнике противника, то сформируй группу из самых ловких ребят для уничтожения броневиков. Их, скорее всего, будет две единицы. Пехоты до пары взводов. Для твоих орлов уничтожить этих террористов будет лёгкой разминкой. В плен обычных бойцов можно не брать – меньше мороки их содержать и охранять. Меня интересуют только люди, отдающие команды рядовым бандитам. Да, и ещё: телефонизированный пост перед воротами в резиденцию ты уже поставил?
– Команду дал, и сейчас туда тянут кабель.
– Поставить его дальше и замаскироваться. При появлении противника себя не обнаруживать, а только сообщить в штаб об их появлении. Когда бой начнётся, их задача – уничтожать пытающихся скрыться террористов. Вроде всё. В ходе боя задачи могут меняться, поэтому пускай связисты протянут линию связи из вашего штаба сюда в кабинет. Выполняйте, поручик, время пошло. На дворе уже темно, и незваные гости скоро могут начать хулиганить.
Когда за поручиком закрылась дверь, мы продолжили с Кацем спор о возможности нападения на дворец именно сегодня ночью. Приведённые мной факты как-то не убедили моего друга. Если раньше он утверждал, что засаду организуют где-нибудь в укромном месте дороги между Гатчиной и Петроградом, то теперь занял позицию, что нападение произойдёт в самом городе. Пехотинцы будут стрелять и метать гранаты с верхних этажей ближайших к месту нападения зданий, а броневики выкатятся из какой-нибудь подворотни и откроют массированный пулемётный огонь по императорскому кортежу. И не важно, в карете будет сидеть Михаил или в автомобиле – от такого огня четырёх пулемётов с близкого расстояния спасения нет. Кац говорил убедительно. К тому же он постоянно намекал, что если бы моя идея была правильна, то противник уже предпринял бы действия по штурму дворца. Любой тихоходный броневик уже докатил бы до Гатчины, а пехоту перебросили бы на автомобилях. У куратора операции по ликвидации Михаила, судя по предыдущему нападению на царские кареты, проблем с нахождением грузовиков для проведения акций нет. Его убедительные, в общем-то, слова несколько снизили мой боевой настрой на немедленное отражение нападения заговорщиков. Вместе с Кацем мы начали думать, что предпринять по отражению такого нападения в условиях города. Мыслей было много, и с полчаса мы планировали, как безопасно Михаил будет добираться до Сената. В основном разрабатывали маршруты движения, но не забыли и о действиях увеличенного контингента охраны. А затем пришло время телефонных переговоров. Ведь к операции «Сенат» было решено привлечь не только джигитов Ингушского полка и солдат из полка Особой армии, прибывших со мной из Луцка, но и юнкеров офицерской школы. Я замучился, ожидая, когда меня соединят со штабами подразделений и начальником Офицерской школы.
Дело было сделано, и так как я уже не ожидал нападения на дворец, то предложил своему другу:
– Ну что, Кац, вроде бы на завтра всё организовали, можно и успокоиться. Давай по пятьдесят грамм шустовского, и по койкам. Завтра тяжелый день, и нужно быть в форме на все сто. Эх, подсуропил ты мне, Кац, уговорив принять эту долбаную корону. Теперь даже выпить с устатку нельзя, приходится себя даже в этом ограничивать.
Продолжая жаловаться на жизнь самодержца, я между тем достал припрятанный коньяк, подошёл к маленькому столику, где уже давно стояло две рюмки, и до краёв их наполнил. Глянув на Каца, ухмыльнулся и подмигнул, после чего без тоста и не чокаясь опустошил рюмку. Затем от греха подальше и под воздействием сущности Михаила (бывшего гвардейца и гуляки) с силой бросил опустошённую рюмку в камин. Кац, принимающий в это время свою дозу, даже поперхнулся. Откашлявшись, он возмущённо воскликнул:
– Ты что, Михась, творишь – осколки теперь замучаешься вытаскивать! Ведёшь себя как дешевый барыга, которому наплевать на работу прислуги.
– Но-но, карась, с царём разговариваешь! Ты ещё не видел, как гусары поступают, когда завершают гулянку. Это знак тебе, что на сегодня наша пьянка закончилась. Пора в койку, господин министр.
Я хохотнул, а Кац, продолжая покашливать, молча показал мне кулак и направился к выходу из кабинета. Меня эта жизнь, когда нужно соблюдать кучу условностей, уже так достала, что я, плюнув на всё, прямо в мундире завалился на диван. Потом всё-таки встал, снял ремень и портупею, вытащил из потайной кобуры маленький «вальтер», засунул его под небольшую подушку-«думку», и только после этого выключил свет и уже цивильно улёгся на диван. Идти в спальню и ночевать там в одиночестве на огромной кровати я не хотел. Лучше уж так, по-фронтовому, – завтра злее буду и целеустремлённее. И ещё одна причина была, почему я не пошёл в спальню. И это именно императорские обязанности, которые я на себя взвалил. Как я мог уйти из кабинета, когда сам распорядился протянуть сюда линию связи и установить полевой телефон? Ничего страшного, если связисты ночью увидят своего императора без ремня, гораздо хуже, если он забывает свои же распоряжения. Вот я и улегся, ожидая стука в дверь пришедших связистов. Я понимал, что ждать придётся долго. Ведь в первую очередь распорядился протянуть линию связи к замаскированному посту, а уже потом заниматься новой линией связи.
