– Так понимаю, закончил он плохо, – подытожил я.
– Людишек его всех тут солдаты порешили, – подтвердил дед Силантий. – Живыми брать не восхотели, тела так в Черном овраге и оставили, на прокорм зверью. Не стали закапывать. А его увели куда-то связанного, должно, в другом месте казнили. Ну а чугунок под дубами остался. Коли желаешь – забирай.
– Пока не надо, – отказался я. – А еще какие клады у вас тут имеются?
– В дальних мшаниках могила есть, – подумав, отозвался лесовик. – Сильно старая. Там великий воин лежит, ему с собой в дорогу злата-серебра отсыпали собратья, коня там же положили, оружие дорогое дали и курган небольшой насыпали. Курган время изничтожило, но могила осталась. Еще несколько совсем маленьких кубышек зарыты там да сям, разные люди клали. Ну и цыганская захоронка в дальнем распадке имеется. Но ее лучше не трогать.
– А почему? – тут же уточнил я.
– Потому, – отправил в рот крошки леший. – Цыгане народ непростой, много чего умеют да знают, так что если чего прячут, то непременно стража при добре оставят, и не простого, а с подвывертом. Да и не жди добра с такой поклажи, она точно лихом обернется. Что цыган положил, то цыган и забрать должен. Опять же – никто за спрятанным не вернулся, стало быть, некому было, погиб, видно, табор. Не просто же так они все, что имели, в яму поклали? Немец тогда по нашей земле шел, цыгане от них бежали, да, видать, не получилось.
Ну да, фашисты ромов не любили, есть такое. Сразу их к стенке ставили.
– Вот! – оживился вдруг дед Силантий. – А хочешь, Хранитель, я тебе покажу, где два десятка солдат германских у меня лежит? С офицером! От них много всякого осталось. Оружие-то проржавело давно, а вот коробка железная так и валяется в том овраге, где я их… Кхм… Они ее «кассе» называли.
Интересно, а как эти солдаты с офицером в овраг попали? Сдается мне, что неслучайно. Потом глянуть, что ли? Только прежде надо отыскать то, зачем сюда приехали.
– А старые да большие клады все давно нашли, – тем временем вещал лесной хозяин. – Народу на земле все больше, места ему не хватает, вот лес и вырубают. То дома поставят, то вон этот возведут… Санаторий. Одно время думать начал, что скоро мне конец придет. Оно ведь как, – нет леса – нет меня. Но обошлось, обошлось, ушли из моего дома пильщики, нашелся на них укорот. Ко мне сюда ведьма одна захаживает, травы собирает, так она сказала, что у меня здесь нынче зона… Эта…
– Природоохранная, – предположил я.
– Вот, она, – подтвердил лесовик. – Закон теперь меня охраняет. Ну а я ему, стало быть, помогаю, если кто нарушать пытается. По-своему, стало быть, как сызмальства учен.
Даже знать не хочу, как именно он помогает. Крепче спать буду. У него наверняка тоже своя стая волков имеется.
– Так вот когда деревья мои вырубали да пни потом корчевали, почитай, все клады и выбрали из земли, – закончил свою мысль дед Силантий. – Да и было-то их…
– Наш найти не могли. – Ласло, как мне показалось, занервничал. – Я бы знал. Да и закопал его дядя не так давно!
– Дядя, говоришь? – Старик достал из пакета коробку с сахаром, открыл ее и засунул кусочек рафинада в рот. – Твоих кровей, выходит, только с чернотой внутри? Колдун, по-нашему?
– Да, сказать, что он служил Свету, никак нельзя, – вздохнул мадьяр. – Этот человек предпочитал темные пути.
– Был такой, – причмокнул дед Силантий. – Вон в той стороне жил, помню. Хаживал сюда, бродил по моему лесу. Я за ним приглядывал, вестимо. Все же колдун, да еще чужеземный, поди знай, чего он удумает? Это племя такое, никогда не ведаешь, чего от них ждать. Коли просто походит, травки какие соберет – это хорошо. А ну как какую каверзу устроит? А мне потом за нее отвечай! Но родич твой ничего такого не творил, знай меж деревьев бродил, что-то бормотал, песни пел иногда. Но вот того, чтобы он прятал что – не видал, врать не стану.
– Тупичок, – развел руки в стороны я. – Ласло, если желаешь, тоже походим, побродим и мы, но дед Силантий ошибаться не может. Это его лес, как ты слышал. Он тут знает все.
– А дядя Силард знал, что за ним наблюдают, – вдруг по-мальчишески улыбнулся Ласло. – Ну конечно же! Он чуял, что вы, уважаемый, рядом, потому в нужный момент просто отвел вам глаза.
– Мне? – Дед Силантий забросил в рот еще кусок сахару. – В моем лесе? Ты что, чужеземец, с глузду съехал?
– А? – непонимающе посмотрел на меня мадьяр.
– С ума сошел, – пояснил я. – И да, мне тоже так кажется.
– Дядюшка знал толк в своем ремесле, – упрямо заявил Ласло. – И был крайне терпелив на пути к цели. Он мог прийти сюда двадцать раз и просто петь песни, а в двадцать первый сделать то, что собирался. Это очень на него похоже.
– Может, ты и прав, – призадумался лесовик. – Он сюда ить сколько раз ходил, а потом вдруг раз – и перестал. Хотя еще какое-то время тут жил, пока совсем не сгинул. Опять же – он не нашей земли колдун был, мог знать те чары, которые мне не под силу развеять.
– Мог, – подтвердил Ласло. – Его учил отшельник Грегош, он знал многое и о многом. Грех так говорить, но мой брат сделал благое дело, забрав жизнь дядюшки. Слишком уж тот любил золото, настолько, что ради него мог пойти на любое злодейство. И жалости не знал.
– Ну если это так… – Глаза лесовика блеснули. – Ну я тогда…
– Так он все, мертвый уже, – напомнил я деду очевидный факт. – Ласло только что сказал про это.
– Неважно, – засопел старик. – Если кто такой пожалует еще раз, буду за ним внимательней смотреть. В моем лесу мне же глаза отвести! Куда это годится?
– Безобразие, – согласился с ним я. – Дед Силантий, может, поможешь нам найти то, что этот паразит закопал? Там две вещи лежат, что он у семьи Ласло стащил. Памятные вещи, что от отца к сыну переходят много поколений.
– Да я не прочь, только вот… – засопел лесной хозяин, засучил ногами в валеночках. – Стыдно сказать – где искать-то? Лес хоть и проредили, но он все же велик, а я той поклажи не чую.
– И что? Я тоже не чую, хоть и должен. Ласло, карту дай и покажи деду, где мы сейчас.
– Вот. – Венгр развернул листок, лесовик с интересом в него уставился. – Мы сейчас здесь. А вот этот кружок – то место, где, скорее всего, дядюшка все и спрятал. Только это большое пространство.
– Ага. – Дед Силантий поводил заскорузлым пальцем по бумаге. – Здесь, стало быть. Вот что, добры молодцы, есть одна мыслишка! Пошли-ка за мной! Только ты, Хранитель, харчи с собой прихвати! Лисы у меня, тут, понимаешь… Что, рассказывал уже про это? Нет, не та память стала, что раньше, не та. Старый стал совсем.
Тропинка, появлявшаяся из ниоткуда и исчезавшая за нашими спинами в никуда, минут через десять привела нас на светлую полянку, неподалеку от которой поблескивала на солнце гладь озера.
– Сюда он каждый раз приходил, – пояснил выбор места дед Силантий, плюхаясь на очередной пенек. – Ни разу не было, чтобы не заглянул. Придет, под дерево сядет, глаза закроет и песни поет.
