Молодожены решили совместить медовый месяц с работой. Проведя четыре недели в озерном крае на северо-западе Англии, они отправились в трехмесячный тур по континенту. За исключением Парижа, больницы которого Джозеф объезжал в прошлом году, они осмотрели клиники почти всех городов, куда они заезжали. Пара побывала в Падуе, Болонье, а затем и в общественных больницах Вены – самых важных пунктах их маршрута. Четырнадцать лет назад Карл фон Рокитанский был гостем на ужине в Аптон-хаусе, теперь же знаменитый патологоанатом проводил много времени, развлекая сына хозяина этого гостеприимного дома. По понятным причинам этот визит 1856 года вызвал среди ученых множество спекуляций относительно возможного общения Листера с Земмельвейсом. Существует как минимум две причины сомневаться в том, что они действительно встречались. Во-первых, Листер позже писал о том, что узнал о работе несчастного венгра много лет спустя после открытия бактериальной причины инфекционных заболеваний. Во-вторых, даже если бы существовали серьезные основания не доверять словам человека с безупречной репутацией, известно, что в Вене не часто вспоминали о специалисте по детской лихорадке после его отъезда в Будапешт в 1850 году. Нет никаких свидетельств, подтверждающих влияние Земмельвейса на работу Листера по разработке антисептиков.
Свадебный портрет Джозефа и Агнес Листер, 1856 год. (Любезно предоставлено миссис Дэвид Доурик и семьей Листер.)
После посещения больниц Праги, Берлина, Вюрцбурга и других городов Германии новобрачные вернулись домой через Париж и поселились в доме на Ратленд-стрит в нескольких метрах от кабинета Сайма и в пятнадцати минутах ходьбы от университета и эдинбургского Королевского лазарета. Устроившись весьма комфортно, Джозеф Листер целиком посвятил себя делу своей жизни.
У него началась беспокойная жизнь клинического хирурга и исследователя. Поскольку он был практикующим консультантом и первым помощником Сайма, в его обязанности входило посещение больных по срочным вызовам в любое время дня и ночи. Хотя пока у него было немного собственных пациентов, в клинике лазарета был напряженный график обходов и процедур, к тому же постоянно требовалось время для исполнения обязанностей преподавателя, включавших подготовку лекций. В те дни не существовало компаний по снабжению биологическим материалом; ему приходилось собирать органы на скотобойне и мелких животных в ручьях и полях. Он постоянно читал французскую и немецкую литературу по физиологии и хирургии.
С самого начала Агнес стала для Джозефа научным ассистентом, личным секретарем и самым строгим критиком его рукописей. Из кухни своего нового дома они сделали лабораторию, где Листер с помощью своей жены начал широкомасштабную серию экспериментов. Его мастерство в обращении с микроскопом позволило ему вскоре внести значительный вклад в понимание структуры и принципов функционирования нервных и мышечных волокон, свертывания крови, потока лимфы и самого увлекательного из всех предмета – процесса воспаления. В кухонной лаборатории они проводили один эксперимент за другим. Результаты всех испытаний, его лекционные заметки, а позже и манускрипты педантично записывались четким разборчивым почерком его верной сподвижницы Агнес.
Письмо, написанное Листером отцу еще до своей женитьбы, иллюстрирует страсть, с которой он относился к своей научной работе:
Я давно хотел проследить процесс воспаления на лапке лягушки, поскольку, как я раньше уже говорил тебе, мне кажется, что ранние его этапы изучены не так основательно, как могли бы… Таким образом… получив лягушку из озера Даддингтон… вчера вечером я приступил к опытам… это была самая чудесная ночь в моей жизни.
Из всех проведенных Листером в начале своей научной карьеры экспериментов наибольшее влияние на ход его мыслей оказали те, что были связаны с исследованием свертываемости крови и воспалением. В конце концов он пришел к выводу, что для начала коагуляции кровь должна войти в контакт с каким-то посторонним чужеродным веществом. Другими словами, для инициации процесса свертывания необходимо активизирующее это изменение условие. Сегодня ответ на вопрос, почему кровь в артериях и венах остается в жидком состоянии, принимается за аксиому, но именно благодаря наблюдениям Листера была разрешена одна из величайших загадок того времени. Здоровая кровь не свертывается, пока течет по неповрежденному сосуду. Если внутренняя поверхность артерии или вены повреждена или разрушена, или если кровь входит в контакт с чем-то, кроме внутреннего слоя сосудов, она быстро коагулирует. Этот факт подтолкнул Листера к мысли, что другие изменения физиологии также происходят из-за вмешательства извне. Он легко мог доказать справедливость этого довода в отношении случаев воспаления. Исследуя их, он также имел возможность изучить микроскопические изменения, проявляющиеся в разлагающихся инфицированных тканях.
Репутация Листера как исследователя и преподавателя быстро росла. Когда профессор хирургии Университета Глазго объявил об уходе в отставку в 1859 году, к Сайму обратились с просьбой, чтобы он использовал свое влияние и убедил своего зятя занять освободившееся руководящее кресло и принять назначение хирургом в больницу Глазго. Долго убеждать Листера не пришлось. К марту 1860 года Джозеф и Агнес поселились в этом городе с населением чуть менее четырехсот тысяч человек. Глазго был в два раза больше Эдинбурга.
За подготовительным летним семестром осенью начался новый учебный год. В те дни инаугурационная речь считалась весьма знаменательным событием; лекция Листера в Глазго определила не только характер его руководства университетом, но и направление всей его карьеры. Когда незадолго до полудня в назначенный день он отправился в лекционный зал в окружении своих новых коллег, его взволнованная молодая жена, делавшая так много для успешного продвижения своего мужа, пытаясь успокоиться, писала письмо свекрови в Аптон. Вначале она обрисовала внешний вид амфитеатра, ремонт которого перед новым семестром она контролировала вместе с Джозефом. По мере ожидания ее беспокойство нарастало, и с набирающим силу драматизмом она описала сцену, которую визуализировала в своем воображении:
Сейчас почти ровно двенадцать. О! Надеюсь, Господь поможет ему. Он впервые надел свою мантию, не считая момента, когда примерял ее дома. Прошло около пяти минут! Скоро он начнет выступление! Надеюсь, он в порядке?
Ей не следовало так волноваться. Господь всегда был на его стороне, и этот день не был исключением. Студенты сразу почувствовали его природную сердечность и доброжелательность, а его стиль изложения лекционного материала восприняли с таким воодушевлением, как будто ждали такого преподавателя всю свою жизнь. Вначале он сделал несколько остроумных замечаний, чтобы разрядить обстановку, а затем перешел к более серьезным вещам, которые, хотя и касались хирургии, прозвучали как декларация этических принципов его профессиональной жизни. Среди прочих заявлений он привел афоризм Амбруаза Паре: «Я перевязал его, а Бог его исцелил». Он поделился своими соображениями о том, какие два средства, имеющиеся в распоряжении целителя, являются самыми важными: «Во-первых, теплое, любящее сердце; и, во-вторых, истинность его искренних усилий». Не существует полной записи произнесенной им в тот памятный полдень речи, но он, вероятно, поделился своими соображениями о медицине в выражениях, аналогичных тем, что использовал в выпускном обращении почти два десятилетия спустя:
