Если бы наша профессия не приносила нам ничего, кроме денежного вознаграждения и мирских почестей, вряд ли бы мы так стремились стать врачами. Но в своей практике вы обнаруживаете особые привилегии, среди которых несравнимые ни с чем непроходящий интерес и чистое наслаждение. Наше величайшее предназначение состоит в том, чтобы заботиться о телесном сосуде бессмертного духа, и на этом пути, если мы не хотим заблудиться, нам следует неизменно опираться на истину и руководствоваться неподдельной любовью. Я желаю вам всем удачи в выполнении этой благородной священной миссии.
Всю свою жизнь Джозеф Листер посвятил заботе о телесном сосуде бессмертного духа. Все, что он делал, так или иначе было связано с его профессией. Отказ от мирских удовольствий для него и его жены был не жертвоприношением, а скорее возвышенным стремлением положить все свои силы и талант на алтарь служения Господу, исполнив свое предназначение исцелять человечество. Разумеется, призвание быть врачом не является привилегией исключительно для квакеров или благочестивых представителей других религий. Многие атеисты с честью исполняли свой долг медика. С момента этой инаугурационной лекции Листер стал любимым преподавателем студентов. Они выбрали его почетным президентом своего медицинского общества, а в конце первого учебного года сто шестьдесят один человек из учащихся собрались вместе и вручили своему профессору петицию, в которой провозгласили его «выдающиеся способности учителя хирургии».
Подготовка врачей по специальности хирурга начала проводиться в Университете Глазго совсем недавно, так что с момента его основания в 1815 году Листер стал лишь третьим руководителем кафедры хирургии, и он был первым, кто посвящал весь рабочий день преподаванию, а не выполнял свои должностные обязанности в свободное от общей практики время. В первые годы в университете он продолжал начатые ранее исследования процессов воспаления и свертывания крови. Его достижения в их изучении были так значительны, что в 1863 году его пригласили прочитать Крунианскую лекцию
[21] для Лондонского королевского общества. Темой своего выступления он выбрал «Коагуляцию крови». Как и все хирурги, Листер был обеспокоен тем фактом, что практически каждый разрез, сделанный врачом, инфицировался. До тех пор, пока гной был доброкачественным, необходимость проводить дренаж гнойных ран воспринималась большинством хирургов неизбежным и естественным ходом событий. Листер не желал принимать такую точку зрения. Исследования процесса воспаления убедили его в том, что нормальное заживление должно происходить без инфицирования и разрушения тканей, но хирургия по-прежнему тонула в море гноя. Это не значит, что никто не создавал гипотез, объясняющих причины нагноения. Самая популярная на тот момент теория была проста для понимания, а отсутствие технической возможности доказать или опровергнуть ее еще больше упрощало ситуацию. Считалось, что нагноение вызывает кислород, содержащийся в воздухе: соприкасаясь с хирургической раной, он окисляет или разрушает молекулы неустойчивого органического материала, поражая таким образом ткани и превращая их в гной. Поскольку нет способа предотвратить попадание кислорода в рану, то не существует никаких методов не допустить инфицирование. Подобное объяснение было вполне приемлемым, поскольку оправдывало всех врачей: если вездесущим злодеем был кислород, ни один хирург не мог винить себя за инфицирование и сепсис. Идея о том, что какие-то инфекционные агенты могут заноситься в рану врачами, похоже, никем не рассматривалась, не считая всеми презираемого и теперь позабытого Земмельвейса и немногих других, писавших о роли медиков в этиологии послеродовой лихорадки.
Однако концепция, в которой причиной нагноения считался кислород, не удовлетворяла Листера. Если бы в этом допущении не было ошибки, то здоровые ткани инфицировались бы спонтанно, так как нормальный кровоток постоянно поставляет в них кислород. Кроме того, в своей практике он редко встречался с заражением грудной клетки, в случаях, когда сломанное ребро прокалывало легкое, выпуская из него воздух непосредственно в рану. Нет, судя по всему, существовало какое-то другое объяснение, и, по мнению Листера, причиной воспаления должно быть какое-то постороннее вещество, попадающее в разрез.
Его предположение о том, что причиной нагноения является пока не известная чужеродная субстанция, основывалось на его исследованиях процессов коагуляции и воспаления. Для начала развития послеоперационного осложнения в каждом случае требовалось наличие какого-то раздражающего или повреждающего агента. Рассуждая таким образом, он пришел к тем же выводам – хотя узнал об этом лишь много лет спустя, – что и Земмельвейс: должно существовать нечто, что, попадая в рану, вызывает инфекцию. Земмельвейс предполагал, что этот опасный агент переносится руками врачей. Листер думал, что он проникает в рану из воздуха – среды его обитания. Оставалось только идентифицировать это невидимое нечто, а затем найти способ его уничтожить.
На этом этапе место действия перемещается к югу от французского города Лилль в лабораторию тридцатичетырехлетнего профессора химии и по совместительству декана факультета естественных наук Луи Пастера. Нам придется вернуться немного назад в 1856 год, когда местный производитель свекольного алкогольного напитка сообщил профессору о таинственном происшествии, уничтожившем его винодельческий и пивоваренный бизнес, а также предприятия его коллег в округе: без какой-либо видимой причины бо́льшая часть ферментирующихся запасов напитков неожиданно испортилась, превратившись в бесполезную кислую слизь. В те годы ферментацию все считали химическим процессом (именно поэтому обезумевший от горя предприниматель пришел со своей проблемой к химику). Пастер провел несколько экспериментов, и его микроскопические исследования показали, что сахар сбраживается в спирт благодаря не какому-то безжизненному веществу, а развивающимся в сладком растворе дрожжам. В испорченных образцах винодела он обнаружил не только дрожжи, но и большое количество микробов, имеющих форму палочек. В результате этой серии наблюдений он определил, что причиной нормального брожения является действие дрожжей, а причиной скисания – действие бактерий. Так он нашел то, что позднее стал называть «миром бесконечно малого».
Конечно, Пастер не был первым исследователем открывшейся ему вселенной. С давних времен появлялись работы случайных авторов, предполагавших, что когда-нибудь будет найден возбудитель инфекции, который объяснит возникновение болезней. Некий Джироламо Фракасторо уже в 1546 году предсказывал открытие семинарий, как он их называл, невидимых микробов, которые, по его мнению, были распространителями некоторых болезней. Позже, более столетия спустя, в серии писем, которые Антони ван Левенгук с 1676 года посылал Лондонскому королевскому обществу, ученый описал микроскопических «животных», которых он обнаружил в воде, пропитанных водой органических материалах и, наконец, в соскобах с задней поверхности его зубов, а также идентифицировал бактерии, которые сегодня известны нам как стрептококки, бациллы и спириллы. Однако за все прошедшие с тех пор годы никто не взял на себя труд поискать эти бактерии в выделениях больного организма; никто не связал животных Левенгука с семинариями Фракасторо.
