После того, как слуги покинули комнату, а в камине по просьбе Шолле затрещал огонь, проглатывая дрова, я опустился в кресло и действительно начал говорить. Все, начиная с того самого момента, как на Софи напали, и до сегодняшней ночи. Шолле слушала меня молча, не перебивала, лишь доставала все новые и новые травы и отчего-то все время смотрела в тот угол, где раньше стояло зеркало. Когда, кстати, оно исчезло, я сказать так и не смог, да и вспомнить не смог, просто не обратил на это внимания.
Единственное, о чем я умолчал — о Неприкасаемых. Не знаю почему. Просто… Так подсказала Зима.
Все то время, что я говорил, ведьма держала свой клинок над красным лепестком огня, а стоило мне закончить, вдруг со всей силы метнула его в тот самый угол, где стояло зеркало. Лезвие глубоко вошло в пол, тоненько звякнув, огонь в камине взметнулся вверх, рассыпая вокруг искры, а свеча отчего-то погасла.
Я перевел взгляд на женщину.
— Права была ваша Заклинательница: интирит — старая и мерзкая магия. Магия, которую сейчас используют только в одном шабаше, — Шолле медленно, словно нехотя поднялась на ноги, снова зажгла свечу и прошла к кинжалу. Опустилась возле него на колени и закрыла глаза. — Что бы сейчас здесь ни происходило, вы никогда и никому не расскажите об этом, что бы вы сейчас ни увидели, не спешите звать стражу.
— Хорошо, — я невольно напрягся, не сводя глаз с женщины, и усилил защиту на комнате.
Какое-то время прошло в полной тишине, женщина не двигалась, только всматривалась в пламя свечи. А потом оно взвилось до потолка, окружило ее непроницаемым кольцом, казалось на несколько долгих мгновений забрало весь воздух из комнаты, окрасило стены и мебель оранжевыми всполохами, рассыпалось веером и опало цветком у ног. Огонь заструился, зазмеился по полу лавовыми дорожками, лег на плечи Шолле и обвил руки, коснулся шеи, перекинулся на грудь и лицо. И через четыре вдоха я смотрел не на ведьму, а на воплощение огня.
— В твоей Софи теперь живет другая, — голос старой заклинательницы трещал и ломался, как трещали поленья в камине, колебался, заставляя прислушиваться. — Ее тело теперь делят две души. Одна из них хочет мести, другая — искупления, — тело Шолле мелко тряслось.
Тысячи новых вопросов промелькнули в голове со скоростью вестника, но в итоге остался только один.
— Другая душа опасна для Софи?
— Нет. Больше нет.
— Это как-то связано с интиритом?
— Да. Благодаря ему вторая девушка проскользнула в твою Заклинательницу.
— А с Неприкасаемыми?
— Не произноси этого слова! — вдруг закричала Шолле, дернувшись в мою сторону, вытянув руки и изогнувшись. — Не смей! Грязный, грязный ковен, как болота, в которых они живут. Мертвый, мертвый ковен, как и ведьма, что правит ими.
— Не буду, — я поднялся на ноги, подошел к женщине, стараясь не наступить ненароком на лепестки раскрывшегося на полу цветка.
— Ты опоздал, — трескуче прошептала ведьма. С ней сейчас творилось почти то же, что происходило с Софи каждый раз, когда она заклинала. В женщине говорила стихия.
— Опоздал?
— Опасна не душа, опасна сила.
Я приблизился к ведьме еще на шаг, наклонился, вглядываясь в живой огонь, превративший лицо немолодой женщины в неумелый, размытый рисунок ребенка.
— Мне надо знать больше, — проговорил, выдыхая облачка пара. Тревога почти мешала думать и принимать взвешенные решения, собственная стихия грозила вот-вот прорваться наружу. Я с трудом удерживал себя от того, чтобы схватить ведьму за плечи и вытрясти из нее все, как из тряпичной куклы.
Нельзя.
Если коснусь, Шолле потеряет связь с силой, огонь погаснет.
Оставалось только сжимать кулаки и стараться дышать ровнее. Надо постараться успокоить Зиму.
— Не могу больше, — заговорила старая заклинательница. — Ведьма слишком сильна, они обе теперь слишком сильны.
— Как это связано с ковеном?
— Месть последней. Уже нашли.
Я тряхнул головой, плотнее сжал челюсти.
— Как помочь Софи?
— Найди причину, — прострекотал огонь, лепестки на полу свернулись жгутами, пламя в камине выплюнуло в воздух очередной сноп искр.
— Причину чего?
— Чтобы остаться, — рот ведьмы растянулся в искаженном подобии улыбки.
Чтоб тебя!
С огнем Шолле разговаривать было еще сложнее, чем с ветрами Заклинательницы. Они выражали мысли четче. Этот же…
— Свободен, — прикоснулся я к плечу женщины, морщась от мимолетной боли, наблюдая, как стихия покидает ее тело, освобождая сначала лицо, потом шею и плечи, возвращаясь назад в свечу.
Через четыре вдоха я усадил бессознательную заклинательницу в кресло и принялся ждать, когда она очнется. Мне нужна была информация. Информация о ковене, и ждать больше вестника от Сид я просто не мог. Не было времени.
Ведьма пришла в себя достаточно быстро, открыла глаза и растеряно огляделась вокруг, наткнулась на мой взгляд и откинулась на спинку кресла, расслабившись.
— Шолле, я понимаю, что вы еще не до конца восстановились, но, судя по тому, что я услышал, времени у меня очень мало. Вы сможете ответить на мои вопросы?
— Да. Я не настолько сильна, чтобы впустить в себя стихию полностью, поэтому она и истощает меня меньше. Я очень отличаюсь от вашей Заклинательницы, и мне никогда не пройти инициацию.
— Кажется, понимаю. Хотите чего-нибудь? Может, брусничного отвара или морошкового морса, возможно, перекусить?
— Чего-нибудь сладкого, если можно, и да, брусничный отвар был бы кстати.
Я отправил ледяную стрекозу за слугой, выставил у покоев двоих стражей с приказом никого не пропускать, кроме Блэка, и распахнул окно: огонь забрал из комнаты почти весь воздух и дышать было практически невозможно.
— Скажите, Шолле, правильно ли я понял, в Софи сейчас находится чужая душа и попала она в тело Заклинательницы через интирит?
— Да. Я думаю, что как раз перед вселением ваша ведьма заклинала или чаровала…
Называйте, как хотите, но суть одна. Мы уязвимее всего именно когда чаруем. В этот момент мы полностью открываемся Мироту и его стихиям. Поэтому ведьма, как правило, чарует либо одна, либо в ковене, чтобы не подпустить к себе ничего и никого постороннего. Шабаши для этого и создаются — для защиты.
— Я уверен, что Софи Заклинала одна, — нахмурился, рассеянно барабаня пальцами по подлокотникам кресла. — Она всегда очень осторожна, всегда заклинает одна.
— О, я даже не сомневаюсь в этом, но интирит был несколько изменен, судя по тому, что я почувствовала. Он ослабил защиту, помог непрошеной гостье проскользнуть внутрь вашей ведьмы.
Летней ветер играл шторами на окнах, в комнате значительно посвежело, а мне хотелось кого-нибудь прибить. Практически все встало на свои места: и перепады настроения Софи, и ее странное поведение, нападение Химы.
