— Не я ли убил свою жену?
Он так спросил, что я сама захотела защитить его от этого нелепого обвинения:
— Не вы! Она же сама… себя.
— Надо же какие глубокие познания в секретах нашей семьи, — горько ухмыльнулся он.
— Так ведь и я ваша семья, — неуверенно вставила я, но Сергей остановил меня жестом.
— Тогда спроси, я ли довел ее до самоубийства?
— Кир считает…
— Не говори мне про Кирилла! Я сам с ним решу. Говори за себя. Ты считаешь меня убийцей, как и все?
Вот теперь я напугалась всерьез. Я увидела в отчиме ту же горячность, что и в Андрее. Нездоровую, сумасшедшую, та, которая может стирать человека и порождать на его месте монстра.
— Я… не…
— Ты сбежала к нему, когда я тебя напугал. Я помню тот день. Тогда я решил, что не хочу вашей связи с сыном. Привязываясь к тебе, он становится озлобленным против меня, хамит Марии, словно неуправляемый подросток. И я думал, это твое влияние…
— А теперь?
— Да, ты на него определенно влияла, но в лучшую сторону. Без тебя он совершенно сорвался с цепи. Тогда и обвинил меня в смерти своей матери.
Я затаилась, боясь пошевелиться или слишком шумно выдохнуть, чтобы не сбить его с признания.
— Но он не знал некоторых фактов, как я несколько раз оттаскивал ее от края, в очередной раз закрывая в больнице, в палате с особым уходом, надеясь сохранить ее, сберечь. Она сходила с ума, а врачи ничего не могли сделать… Эти ее попытки покончить с собой начались, когда она теряла связь с реальностью. А я ничего не мог сделать. Только следить, чтобы она не ушла…
— Но она не говорила…
— Она? Тёща? Она не знала. Никто не знал. Если бы открылось то, что мать Кирилла сумасшедшая, на нем осталась бы не стираемая метка. Я скрыл ото всех.
— И не уберегли.
— Не уберег… Я виноват. Но диагноз все же стоял суицид из-за хронической депрессии.
— Депрессия же не сумасшествие.
— Именно.
Он замолчал, и мне сказать стало нечего. Хотя спросить…
— Сергей, а Киру ты сказал?
Он внезапно приподнял одну бровь, чему-то удивляясь и разглядывая меня, но потом кивнул и ответил:
— Да, мы закрыли с Киром все вопросы. Теперь он знает о матери все.
— Это хорошо… Я устала, можно посплю?
— Конечно. Как проснешься, звони, вот новый телефон, там забиты наши контакты. Я принесу тебе горячий бульон с сухариками и чай.
Я улыбнулась, расслабляясь под его заботливыми жестами, помогающими мне лечь, поправляющими подушку и одеяло. И снова видела в нем не отчима, а мужчину. Эти мысли смущали меня, но не казались отвратительными. Теперь, когда я знала, что Сергей ни в чем не виноват, перестала бояться его, видя только заботливое отношение.
Вечером меня разбудил Кир, обрадовавшийся, что я очнулась и мне стало лучше. Рассказывать о пытках и угрозах Андрея я отказалась, упомянув только, что подозреваю его в главных злодеяниях.
— Тогда перепиши доверенность на отца?
Я поморщилась.
— Пока оставлю как есть. Если сейчас все менять — Андрей снова начнет охоту на меня. А я устала. И нам с Сергеем нужно хотя бы вылечиться.
Кир согласился, отметив, что с объявления моей помолвки отчим как-то резко сдал.
— У меня будет две небольшие просьбы к тебе. Поможешь?
Братец с готовностью кивнул, удивившись желанию взять академический год по учебе.
— Я не могу и не хочу учиться вместе с Костей, пойми. И в этот год много пропустила, я не сдам сессию. Лучше вернусь к учебе позднее.
— А сейчас что делать будешь?
Не смогла сдержать улыбку, когда братец невольно подвел меня ко второй моей просьбе.
— Сейчас я хочу в душ. Поможешь?
Кир застыл.
— Я? В душ? С тобой?
— По другому помочь будет трудно, — мне было забавно смотреть на эмоции сменяющиеся каруселью на лице.
— Вит, ты… я не смогу… Ты уверена?
Но я все решила, когда еще меня потянуло к Сергею. Мне нужно переломить мою зависимость от взрослых мужчин. Я хочу, чтобы меня тянуло к ровесникам, к молодым парням, с которыми у меня куда больше общего, чем с запрятанными грехами старших.
— Я уверена. Я хочу тебя, Кир.
С ним всё было по-другому. Порывисто, немного неуклюже. Он торопился, его трясло от нетерпения, хотя он старался сдерживаться и быть ласковым. Но когда я запрокинула голову, подставив под струи дождя, открываясь ему вся под жадный взгляд, он сорвался.
С мучительным стоном резко подхватил меня под коленки и впечатал в стенку. Тогда охнула я, обвивая его шею руками и прижимаясь губами к ямке у плеча.
Кир был импульсивен, зато честен. Я знала, что он со мной не из-за наследства, не потому, что хочет соблазнить и запудрить мозги. Внимания и ласки в нем было ровно столько же сколько и всегда, даже тут он не играл роль, чтобы получить меня.
И эта его честность творила со мной невозможное. Я раскрывалась, я доверяла, обвивалась вокруг него, чувствуя каждую секунду его переживаний. И это было приятнее, чем чувствовать и переживать всё одной, постоянно сомневаясь в себе.
Даже его взрыв, который он пытался погасить, но не смог, снес меня именно его собственными переживаниями.
А потом Кира словно подменили. Он стал мягким, ласковым. Забрал у меня из рук губку, выдавил гель для душа на ладони и долго водил руками по моему телу, не забывая касаться губами чувствительных мест.
Я нежилась в его руках, млела и мурлыкала. Мы еще долго целовались под душем, даже поцелуи Кира были другими. Для меня другими. Я все лучше понимала сокурсниц, не дающих проходу моему братцу. Потому что однажды оказавшись принятой в эти мягкие волны его заботы, обратно выплывать уже не хочется.
— Я останусь у тебя? — шепотом спросил Кир, приспуская полотенце и целуя в обнаженное плечо и чуть ниже.
— Я покачала головой.
— Нет.
— Нет?
Я видела его темные все еще голодные глаза, и затаившееся там удивление на грани с возмущением.
— Нет, я пойду к тебе.
Кир улыбнулся, стискивая меня в объятиях и чмокая в макушку.
А я прижалась к нему, впитывая его тепло, запах и жалея, что потеряла так много времени на ничего не значащих людей, когда могла бы быть с тем, с кем мне действительно хорошо.
Ночь с Киром отличалась совсем иной близостью. Я думала он будет резким и импульсивным всегда, но на чердаке Кир не спешил, он наслаждался каждой минутой нашей близости, трогал меня и позволял трогать себя.
