Но однажды он признался в содеянном Карен. Ей он мог довериться, а ему нужен был кто-то, на кого он мог переложить хотя бы часть бремени.
Карен, по ее словам, испытала шок. Вы слышали, что она говорила. Вряд ли я сумею описать, что она передумала и перечувствовала, лучше, чем она сама.
Она вышла замуж за Эрика и пыталась накопить денег, чтобы однажды приобрести эти две картины. Но, конечно, не смогла. Оказалось, у Эрика сохранились добрые старые представления о том, что жена должна распоряжаться только деньгами, выделенными на хозяйство.
К тому же Эрик терпеть не мог ее обожаемого Пребена, и Карен справедливо полагала, что, если она попросит денег у мужа, у него зародится вполне обоснованное подозрение, что деньги предназначены именно Пребену!
Поэтому она обратилась к Свену, вероятно даже, обратилась не в первый раз. Но Свен разделял старомодные взгляды своего брата. И стал гадать, зачем Карен понадобились деньги сверх той суммы, какую ей дает Эрик. Но Свен был плохим психологом, он поступил так, как ему было проще, — нанял П. М. Хорге, чтобы тот проследил за Карен. П. М. Хорге наверняка навострил уши: какой-то неизвестный господин Олсен просит его следить за женой судовладельца Холм-Свенсена. И перед Ужом возникло имя Пребена Рингстада. Он ведь обнаружил, что Карен несколько раз встречалась с Пребеном.
Между тем Свена мучило, что он обратился к П. М. Хорге, видно, об этом он и хотел поговорить со мной в тот вечер на трассе для гольфа. Но не решился.
История с П. М. Хорге его смущала.
Как раз в это время умер консул Халворсен. И я представляю себе, что Карен пришла в отчаяние. Она знала, что остается очень короткий срок: после смерти консула Халворсена до распродажи его коллекции должно пройти три месяца. По истечении этих трех месяцев картины консула так или иначе будут проданы.
И она снова пошла к Свену, вот тогда-то их ссору и услышала Лиза. Видимо, Карен пришлось многое ему рассказать — думаю, она рассказала ему практически все. Наверно, она надеялась, что Свен даст ей денег, он ведь не был ее мужем, у него не было причин с какой-то особенной, может быть, даже ревнивой неприязнью относиться к Пребену. Но Свен пришел в ярость. Он в известной мере разделял отношение Эрика к Пребену, и то, что Карен пришлось… Словом, можно себе представить реакцию Свена. Он, несомненно, потребовал, чтобы Карен отказалась от своих планов, и пригрозил все рассказать Эрику.
Он не знал Карен. Никто из нас не знал ее. Потому что, пригрозив все рассказать Эрику, Свен, как говорится, подписал свой смертный приговор.
Карен взяла с собой револьвер, хотя вряд ли она имела на него разрешение, не так ли, Карл Юрген?
— Конечно нет. Вы не поверите, сколько оружия, на которое нет разрешения, хранится в норвежских домах.
— Очевидно, она позвонила Свену, и его старая экономка сказала, что он уехал играть в гольф. Ты не проверял это, Карл Юрген?
— Проверял. Экономка рассказала, что вечером 12 августа Свену звонила какая-то дама. Но голоса она не узнала.
— И Карен поехала к гольф-клубу, — продолжал я. — Не знаю, какой у нее был план. Она поставила машину в стороне от клуба, и, с ее точки зрения, ей повезло. Она вышла на трассу и увидела, что, кроме Свена, там никого нет. Вероятно, она прошла с ним рядом несколько лунок, но вот его мяч упал в песчаный карьер, и тогда.
Впрочем, вы знаете сами. Потом Карен выбралась из карьера, и вот тут-то, как и рассказала Лиза, она ее увидела, но и Карен заметила Лизу. Лиза говорила, что Карен вдруг точно сквозь землю провалилась. Почти так оно и было — я сам видел, что к тому месту, где лежал Свен, словно бы сошел оползень. Карен практически погребла его под этим оползнем. Ну а потом — потом уже не составило труда взять клюшку и засыпать его совсем.
Не знаю, долго ли она лежала на песке, ожидая, пока уйдет Лиза, но уверен, что домой она вернулась очень поздно.
И тут в дело вмешался я. Я разыскал Ужа. И думал, что проявил большую ловкость. Но я недооценил Ужа. Потому что П. М. Хорге и так уже ломал себе голову над загадкой, связанной с семьей Холм-Свенсенов и с Пребеном Рингстадом, ведь это сулило большие деньги. А Уж почуял крупную дичь.
Учитывая феноменальную память Ужа, неудивительно, что в ней всплыло имя Пребена Рингстада, и он вспомнил то, что мы все забыли, он вспомнил, кем был Пребен когда-то.
Самое опасное свойство П. М. Хорге в том, что он наделен дьявольской интуицией. Очевидно, он явился к Карен и заявил ей, что знает: две картины, о которых писали в газетах, — подделка. Он выпустил стрелу наугад, но она попала в цель. Карен потеряла голову от отчаяния, и вот тут-то Хорге и в самом деле стал вымогать у нее деньги. Ирония судьбы: человек, которого Свен нанял, чтобы охранить Карен от воображаемого вымогательства, стал и в самом деле ее шантажировать. Остальное нам известно. Карен сделала Эрику инъекцию инсулина. Естественно, он попросил сделать ему укол не кого-нибудь другого, а жену. Но Карен не знала, что Эрик собирается в чилийское посольство. Она рассчитывала, что он умрет дома и мы все окажемся свидетелями. Что ж, свидетели у нее нашлись. Она знала, что доказать ничего нельзя. Был только один способ — заставить ее признаться.
Я все время чувствовал, что должен что-то вспомнить, — продолжал я. — А вспомнить я должен был, что Пребен художник. Но мне не удавалось оживить в памяти забытое. И однако, оно все время сидело во мне — сидело и зудело в подсознании.
И вдруг, благодаря сложному сплетению обстоятельств и случайных совпадений, я понял, о чем забыл. Уж рассматривал Энциклопедический словарь Беккера по искусству, сообщник Ужа купил две картины из коллекции консула Халворсена. А потом, проникнув в квартиру Пребена, я нашел и доказательства.
Но все же я не знал в точности, кто убил Свена и Эрика. И я созвал вас всех сюда… и до последней минуты считал, что убийца Свена и Эрика — Пребен, что он воспользовался любовью Карен, чтобы выманить у нее деньги, когда она получила громадное наследство.
— Ты едва не обвинил и меня, — сказала Лиза.
— Нет, Лиза, — огорчился я. — Но я нарочно все обострил. Я должен был всех довести до крайности, для этого я взял в союзницы маму и заставил ее погнать вас всех идти спать в самую критическую минуту. Я же должен был остаться один. Я рассчитывал, что убийца отправится в мою спальню, чтобы завладеть двумя кусками холста, а может, и нападет на меня.
— Это был очень рискованный поступок, Мартин, — сказала мать.
— Да, — согласился я, ощупав шишку на виске. Шишка становилась все больше.
— Но что теперь будет с Пребеном Рингстадом? — спросила Лиза.
— Ничего, — ответил Карл Юрген. — С тех пор как он продал консулу Халворсену две поддельные картины, прошло более двадцати лет. Закон покарать его уже не может. Но мне хотелось бы знать, Мартин, неужели ты и впрямь держишь два обрезка холста в портфеле у себя в комнате?
— Конечно нет, — сказал я, снова чувствуя себя большим хитрецом.
