Уверенным шагом он направился к дороге — так бы по красной ковровой дорожке ходить. Сыновья остались со мной.
— Я отвезу вас в город, — сказал старший, — Сначала он перекинется, много времени это не займет. Подождем в машине.
— Я не могу ехать в таком виде, — прошептала я, опомнившись. — Я в крови…
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Заедем к нам, вы приведете себя в порядок. Не бойтесь, вы в полной безопасности.
Я тихо вздохнула, чувствуя внутреннюю слабость. Это близость оборотня на меня так действует. Рук с моих плеч он так и не убрал, не забрал пиджак, которому тоже досталось кровью. Приобняв, он повел меня к машине, пока его брат корчился в роще, мучительно возвращаясь к человеческой форме.
Из-за высоких каблуков я шла медленно. Голова еще кружилась, кажется, это правда шок. Я опиралась на спутника, теплое тело было многообещающим, но я не хотела говорить «да».
Сказала бы ради дочери. Но ответы мне дали и так.
Только взамен потребовали мой. Уже завтра.
Я не могла вести — руки дрожали. Лев усадил меня в «мерседес» на пассажирское сидение, а сам сел рядом и всем корпусом повернулся ко мне.
— Меня зовут Марк. Моего брата — Александр, — он окинул меня взглядом, и он провел ладонью по руке. — Вы все еще дрожите, вам холодно? Или это страх?
— Не знаю…
— Возьмите, — с заднего сидения он передал упаковку салфеток.
Когда я отогнула козырек, чтобы в зеркало оценить масштаб неприятностей, то огорченно вздохнула. Вся. Вся в крови! Здесь не салфетки нужны, а душ.
Марк был почти чистым — только пара капель крови на виске, которые он убрал салфеткой, глядя в зеркало. Когда он включил верхний свет я, смогла его рассмотреть. Приятное лицо, даже немного на аристократа похож… Черты правильные, и молодой, не больше тридцати. Волосы светло-русые, густые.
Когда он взглянул на меня, я сразу же отвернулась. Смутилась, что пялюсь.
Мы ждали, пока к нам присоединится его брат. Вагон времени.
— Вашу машину перегонят позже, — пообещал он. — Не волнуйтесь.
Кому она нужна, волноваться… Ее только дурак угонит.
Меня знобило, и я куталась в пиджак Марка. Кровь стала липкой и холодной, было противно, на такие вещи можно исправить только горячей водой.
Зазвонил телефон, я даже не сразу сообразила, что мой. Сумка через плечо болталась у бока, ее почти не задело кровью. Я порылась внутри, с трудом нашла трубку и безразлично уставилась на номер. Руслан.
Он звал меня в клуб, а я так и не приехала… Что-то говорил о свадьбе. Сейчас все эти проблемы казались смешными и мелкими. Надеюсь, не примчится в ярости ко мне домой. Я не в форме для свидания с любимым.
Я вырубила телефон и забросила его обратно в сумку. Не знаю, понял ли Марк, кто звонил, и не уверена, что мне есть до этого дело.
Ждать пришлось долго. Я смотрела на дорогу: асфальт слегка серебрился в лунном свете. Скажу честно, я не знала, чему верить. Я была оглушена.
Львы зародили во мне сомнения.
Прошлое больше не казалось однозначным. Они не смогли меня убедить в том, что парни виновны, но и вогнали в разум такую занозу, что я не могла избавиться от этой мысли. Она свербела и свербела в голове: а что если?..
Боль так глубоко поглотила меня, что за ней я не увидела правды.
Упустила, что у моей беды может быть реальный виновник — тот, кто сотворил это со мной и с ребенком. Мальчики ни о чем мне не говорили. После смерти дочери у каждого началась своя дорога. Мы друг друга потеряли — все втроем.
А теперь, оказывается, у меня есть враг. Вся злость, ненависть к себе, отчаяние, в которых я пребывала последний год, клокотали, набирая силу, в поисках того, кто заслужил кару.
И если я найду убийцу, возможно, это принесет исцеление.
А я хотела его. Я хотела вернуться к жизни.
Только кто он? Искали ли мальчики убийц, когда разорили кухню «Авалона»?
Помню, Руслан так страдал. Его сдавленные хрипы с заднего сидения, когда мы ехали за город, я до сих пор слышу в кошмарах. Наша дочь была у него на руках, и Руслан раскачивался, прижимая ее к себе.
Помню, как переживал Зверь. Его откровенные глаза, нездоровое дыхание… Он гладил-гладил-гладил меня и шептал глупости, пытаясь успокоить. Это была не его дочь, но он ходил больным от ее смерти. Страдал за меня.
Я помню все это. Но если я найду силы пойти по следу, то должна об этом забыть. И беспристрастно взглянуть в глаза тех, кто тогда был рядом, потому что виновник среди них.
Можно сомневаться. Можно верить, что это не мои парни. Но нельзя вновь надевать шоры.
Я хочу с ними поговорить. Услышать правду, что произошло после моего ухода, почему они так сильно повздорили — до смертельных драк, и разошлись. Или хотя бы понять, что мне лгут.
Это лучше, чем состояние в котором я пребывала последний год. Его нельзя назвать жизнью, нельзя назвать смертью. Чистилище для отчаявшихся. И больше всего на свете я не хочу туда возвращаться.
Из темноты что-то ударило об боковое окно, и я вздрогнула.
Через стекло мне улыбнулся брат Марка — кажется, Александр. Грязный, изможденный, но уже одет. Он знаками показал, чтобы ему открыли, но за меня это сделал Марк.
Его брат упал назад и растянулся на сидении. Весь потный, грудь высоко поднималась, словно он пробежал спринт. После обратного превращения это нормально.
— Поехали.
Не говоря ни слова, Марк тронул с места. До города недалеко — особенно на такой машине. Мы поднялись на холм: у подножья расстилались городские огни, было видно ярко освещенную фонарями трассу.
Мы свернули с проселочной дороги на асфальт, скорость сразу выросла.
— Я отвезу вас к нам в гостиницу, — предупредил Марк. — Там уединенно, никто не поднимет шум из-за крови. Приведете себя в порядок, передохнете, примете душ… Вы не против, Оливия?
Звучало, как предложение остаться на ночь.
— Не против, — подумав, ответила я.
Глава 28
У них оказались шикарные апартаменты.
Несколько номеров, сообщающихся между собой и общая гостиная. Здесь даже был настоящий камин. Я с завистью посмотрела на него, но растопить не попросила — не по погоде.
Французское окно напротив не было зашторенным и выводило прямо в ночь. В номер заглядывала луна.
В «Авалоне» у меня тоже был камин. Мы втроем часто…
Какая разница, с сожалением подумала я. Какая разница, что мы втроем часто сидели перед ним зимними вечерами, слушали треск огня, пили коньяк или глинтвейн и болтали. Я до сих пор чувствовала щекочущий нос запах золы, горячих камней и ароматный запах хвойных дров.
